Тут лопнуло окно, выплеснув фонтан стекла и тело. Женщина
упала на пол и растянулась в луже крови. Плюнув на заклиненную дверь, я
бросилась к окну. Снизу торчали осколки стекла, похожие на мечи. Но в дзюдо я
научилась падать и похлеще, чем предстояло мне здесь. Годы тренировок. Только я
заглянула внутрь, чтобы проверить одну вещь. Пластиковые люльки были
расставлены по обе стороны, места хватало. Я прыгнула и бросилась вперед над
разбитым стеклом, упала и перекатилась. Только одна рука у меня была свободна,
чтобы упереться в пол и смягчить удар, а второй пришлось бы сразу стрелять,
если что. По инерции прыжка, падения, чего угодно я перекатилась и встала, даже
еще не осознав, что я уже в детской.
Я не столько понимала, что происходит, сколько фиксировала
отдельные моменты. Перевернутые люльки, крошечный младенец на полу, как
сломанная кукла, и серединка выедена, будто кто-то сосал карамельку; нетронутые
люльки, заляпанные кровью, в некоторых скрюченные тельца, в других только
кровь, и монстр в дальнем углу.
Он держал в руках пакетик, завернутый в одеяло. Кулачки
мотались в воздухе. Я не слышала, как младенец плачет. Я ничего не слышала.
Осталось только зрение и эта ободранная человеческая морда, наклонившаяся к
ребенку.
Первая пуля попала ему в лоб, вторая куда-то в лицо, когда
голова трупа запрокинулась от первого попадания. Он поднял извивающегося
младенца на уровень лица, и наши глаза встретились над тельцем. Труп смотрел на
меня, и пулевые ранения в голове затягивались, как мягкая глина. Я выстрелила в
живот, потому что туда можно было бить, не боясь попасть в ребенка. Труп
отпрянул назад, но он бросился спиной на пол, а не упал. Я его не ранила
по-настоящему. Он укрылся между рядами люлек на тоненьких колесиках. Я
пригнулась и стала смотреть сквозь лес металлических стоек и увидела, как труп
припал к полу и тащит младенца в пасть.
О чистом выстреле говорить не приходилось, но я все же
пустила пулю в стену рядом с трупом. Он сжался, отпрянул, но младенца не
выпустил. Я продолжала стрелять сквозь лес ножек колыбелек, заставляя монстра
менять место. Куда Рамирес подевался?
Труп встал и бросился ко мне. Я стреляла в тело, он
дергался, но продолжал идти. Ребенок остался голеньким, только в пеленке, но он
был жив.
Труп бросил в меня ребенком. Это даже не было решение. Я
просто его поймала, прижала к груди, заняв обе руки. И монстр налетел на меня.
Инерция вынесла нас в окно, через которое я впрыгнула внутрь, и мы
приземлились, перевернувшись в воздухе, монстр внизу, я на нем. Ствол пистолета
упирался ему в живот, и я стала спускать курок даже раньше, чем левой рукой
прижала к себе ребенка.
Тварь задергалась, как змея с перебитым хребтом. Я успела
встать на колени, когда защелкала пустая обойма. Отбросив браунинг, я
потянулась за "файрстаром" и уже почти навела его, когда труп ударил
меня наотмашь тыльной стороной ладони. Я вмазалась в стену. Стараясь защитить
младенца от удара, я приняла на себя больше, чем было бы полезно для моего
здоровья. На миг меня оглушило, и труп схватил меня за волосы, поворачивая
лицом к себе.
Я стала стрелять ему в грудь и в живот. Он дергался при
каждом выстреле и где-то на седьмом или восьмом отпустил мои волосы. Еще одна
пуля - и снова щелкнула пустая обойма. Тварь стояла надо мной и скалилась
безгубой пастью.
Пожарные сирены стихли. Наступила внезапная почти пугающая
тишина. Слышно было, как сердце у меня колотится прямо в голове. Крик младенца
у меня на руках стал пронзительно громким, отчаянным. Тварь подобралась, и я
знала за секунду до того, как это случилось, что сейчас она на меня бросится.
Эту секунду я попыталась использовать, чтобы положить
ребенка на свободный участок пола. Успела повернуться вполоборота, когда труп
схватил меня и швырнул в противоположную стену. Но мне уже не надо было
волноваться о ребенке, и я расставила руки, приняв на них почти весь удар.
Когда труп приблизился, я не была оглушена. Он схватил меня за руку выше локтя,
и я отбивалась, чтобы он не мог схватить и другую.
Бороться я умею, но не с такими бескожими и скользкими.
Хватать было не за что. Он меня сгреб за блузку, второй рукой подхватил под
бедро и поднял, как штангу. В стену я врезалась с такой силой, будто собиралась
ее пробить. Попыталась смягчить удар, но сползла на пол и, оглушенная, пару
секунд не в состоянии была дышать и думать.
Труп склонился надо мной, выдернул блузку из штанов, обнажив
живот и лифчик. Подложив мне ладонь под спину, он поднял меня почти нежно,
прогибая мне спину. Водя мордой по моему голому телу, он будто собирался
поцеловать. Послышался шепот, шепот прямо у меня в голове:
- Голодно.
Все казалось далеким, как во сне, как перед обмороком, и я
знала, что я близка к нему. Подняла руку, почти ее не чувствуя. Но я подняла и
погладила склизкое бескожное лицо. Труп закатил глаза без век, опуская пасть
для жора. Я скользила большим пальцем по обнаженным мышцам, нащупывая глаз.
Тварь не остановила меня. Она вгрызлась мне в живот, а я всадила палец ей в
глаз. Мы крикнули одновременно.
Труп отпрянул, уронив меня на пол - с небольшой высоты, и я
сразу оказалась на коленях, отползая от трупа, когда первая пуля развернула его
кругом. Рамирес появился со стороны пожарной лестницы, стреляя из двуручной
стойки.
Тело дергалось, но раны закрывались все быстрее и быстрее,
как будто чем больше мы стреляли, тем лучше его плоть училась заживлять их. Я
ожидала, что труп нападет на Рамиреса, на меня или убежит, но он поступил
иначе. Он прыгнул через разбитое окно обратно в детскую. И я знала, что он
собирается делать. Он не хочет убегать. Он хочет взять как можно больше жизней,
пока мы не уничтожим его. Его Мастер питается смертями.
Рамирес бросился к двери, с которой я уже воевала. Я
оставила его пробиваться, а сама метнулась к окну. Труп стаскивал одеяло с
младенца, как разворачивают подарок. Где мои пистолеты, я не знала, мне даже
нечего было в него бросить. Он превратился в силуэт, а младенец хватался
ручонками за воздух. Пасть монстра распахнулась, и она вся была уже в крови.
Рамирес наконец отодвинул дверь и протиснулся внутрь. Он
стал стрелять по ногам, по нижней части трупа, чтобы не зацепить младенца.
Монстр не обращал внимания, и все замедлилось, как залитое прозрачным стеклом.
Морда опускалась, пасть расширялась, чтобы выгрызть крошечное сердечко. Я
завопила, вложив в этот вопль всю свою беспомощную ярость. Я вытащила из себя
ту силу, что позволяет мне поднимать мертвых, завернулась в нее, как в сияние,
и швырнула ее от себя. Я видела ее мысленным взором, как веревку из тонкого
белого тумана. Я хлестнула по этой твари своей аурой, обхватила ее своей
сущностью. Я некромант, а эта блядская тварь - обыкновенный труп.
- Стой! - крикнула я.
Он застыл, держа ребенка почти в самой пасти. Я ощутила
силу, анимирующую этот труп. Ощутила ее внутри этой мертвой скорлупы. Сила
хозяина горела в ней, как темное пламя. У меня рука оказалась протянутой вперед,
будто я так направляла свою силу. Разжав ладонь, я хлестнула этой белой
веревкой по трупу. Покрыла его своей аурой, будто выращивая новое тело, и
замкнула ауру, как сжимают кулак. Отделила эту тварь от силы, заставлявшей ее
двигаться. Труп затрясся, потом рухнул, как марионетка с перерезанными нитями.
