Последние слова мне не слишком понравились.
- У меня не было времени заехать к "Тиффани" и
прихватить подарок для той малышки. И охотиться по дороге из больницы сюда не
получилось. Копы не любят, когда стреляют зверей в городе. Мистика сегодня мне
мимо кассы.
- Значит, у тебя ничего стоящего нет, - сказал он несколько
озадаченно, будто считал, что у меня какой-то подарок с собой есть.
- Дай мне посмотреть, что там за стойкой, и тогда я спрячу
пистолеты и принесу дань.
Я попыталась убрать "файрстар", но левая так
тряслась, что не получалось поднять полу блузки и сунуть его в штаны. Для этого
нужны были две руки. Значит, надо получить возможность убрать в кобуру
браунинг.
- Годится, - сказал он. - Монструо, встань, приветствуй нашу
гостью.
Оно поднялось над стойкой, тощее и бледное, как восходящий
полумесяц, потом показалось лицо. Женское лицо, один глаз неподвижен и сух, как
у мумии. Вслед за одним лицом поднималось другое, потом третье... еще и еще -
все коричневые и высушенные, как нитка чудовищного бисера, стянутая кусками
тел, руками, ногами, толстая черная нить гигантскими стежками собрала все это
вместе, а внутри заключалась магия. Оно поднялось до потолка, извиваясь
гигантской змеей, таращась на меня. Голов этак сорок я насчитала, потом
потеряла счет - или потеряла охоту считать.
Вервольфы отодвинулись, как отходящий прилив. Они боялись
этой твари, и я их понимала.
- Твою мать! - послышался вздох Бернардо.
Олаф что-то произнес по-немецки - значит, он не следил за
своим сектором зала. Только Эдуард промолчал, занятый своим делом - всегда
бдительный. Надо было признать, что даже я, если бы вервольфы захотели на меня
броситься, пока эта безумная змея поднималась надо мной, я бы промедлила.
Слишком велик был ужас, чтобы осталось место для иных страхов.
Я оторвала взгляд от этой твари, посмотрела на Ники Бако,
лежащего на стойке, связанного, окровавленного, с кляпом во рту. Послышался мой
очень далекий голос:
- Ай-ай-ай, Ники, какой ты плохой мальчик.
Я заставила себя пошутить, хотя на самом деле мне хотелось
приставить пистолет к его башке и снести ее к чертям. Есть вещи, которых никто
не делает. Их просто нельзя делать.
- Теперь ты видишь, почему он еще жив, - сказал Ульфрик.
- Слишком силен, чтобы от него избавиться, - ответила я
безучастно, будто думала в этот момент о чем-то другом.
- Я его использовал как угрозу. Он накладывал чары на
волков, которые неправильно себя вели, и ты видишь, во что он их превращал. И
сшивал их в этого Монструо. Но сейчас мои волки больше боятся его, чем меня.
Я только кивала, потому что не могла найти слов. Живые. Они
были живые, когда Ники творил свою магию. У меня возникла действительно ужасная
мысль. Иногда кажется, что оружие убирать неуместно, но мне нужны были руки для
другого. Задрав блузку, я сунула браунинг в кобуру, хотя и не таким плавным
движением, как если бы кобура была привычной. Но левой руки у меня сейчас почти
не было. Пришлось поднимать блузку правой и очень осторожно засовывать
"файрстар" в штаны. Но рука, даже будучи свободной, продолжала
непроизвольно дергаться. Здесь я ничего не могла сделать, только ждать, пока
само пройдет. Придерживая левую правой, я подошла к монстру.
Встав от него по другую сторону бара, я всмотрелась в одно
из сушеных лиц. На нем рот был зашит наглухо, не знаю зачем. Я сделала
несколько глубоких очистительных вдохов и почуяла запах трав, но в основном -
что-то сухое, вроде дубленой кожи и пыли. Потом я протянула левую руку. Даже с
бинтами и мышечными подергиваниями она по-прежнему сохранила в себе силу и была
чуткой к магии. Многие для такого ощущения пользуются рукой получше, обычно
той, которой не пишешь. Как это устроено у амбидекстров, одинаково пишущих
обеими руками, - не знаю.
Из этой штуки выпирала весьма приличная сила, но стойка была
широка, и у меня все болело, так что я не могла как следует сосредоточиться и
получить ответ на вопрос, который был мне нужен. Опершись правой рукой, я
вспрыгнула и села на стойку, потом встала на колени. На уровне моих глаз
очутилось лицо - кажется, мужское, точно лицо сушеной мумии со светло-серыми
волчьими глазами. Они смотрели на меня, и за ними что-то было. Ходячие мертвецы
страха не проявляют. И я знала, что почувствую, еще когда протягивала руку к
этому лицу. Сила Ники, как теплое одеяло из червей, поползла по моей коже.
Такой неприятной магии я никогда не ощущала - нечистая, будто эта сила начнет
разъедать тебе кожу, если не отодвинешься. Вот куда уходила энергия Ники и вот
почему, сколько бы он ее ни собрал, ее всегда будет мало. Настолько негативной
была магия, настолько пропитанной злом - как наркотик. Для достижения
равнозначного эффекта нужно все больше и больше энергии, и все хуже и хуже она
действует на заклинателя.
Я запустила собственную магию в это месиво - не придать ему
силы, но ощупать. Я почувствовала холодное прикосновение какой-то души, и не
успела отодвинуться, как моя сила побежала по этому столбу заключенной плоти, и
души запылали у меня под веками холодным белым светом. Никто из его жертв не
был мертв, когда Ники с ними это делал. И я не была до конца уверена, что они
мертвы сейчас.
Открыв один глаз, я убрала руку. Сила Ники засасывала ее,
как невидимый ил. Я вытащила руку с почти слышимым хлопком. Лицо зашевелило
высохшим ртом и издало дважды сухой долгий звук.
- Спаси. Спаси.
Я проглотила наплыв тошноты и очень обрадовалась, что
пропустила сегодня завтрак. На одном локте и коленях я подползла к Ники.
- Если это сжечь, души освободятся?
Он замотал головой.
- Ты можешь освободить эти души?
Он закивал.
Наверное, если бы на первый вопрос он ответил
"да", я бы вытащила браунинг и пристрелила его. Но он мне был нужен,
чтобы освободить эти души, и до моего отъезда надо было завершить еще и это
дело. Однако сегодня я ничего не могла для них сделать, только уцелеть самой и,
как это ни странно, оставить в живых Ники Бако. Такой вот иронический поворот
жизни.
Я села на стойку и свесила ноги, прижимая больную руку к
груди, ошеломленная огромностью этого зла. Я видала зло в этом мире - но такое
было почти сверх возможного. Даже с зрелищем в больнице это было не сравнить.
Те трупы ели хотя бы тела, но не души.
- У тебя вид такой, будто тебе явилось привидение, - сказал
Ульфрик.
- Ты ближе к истине, чем сам думаешь, - ответила я.
- Где наш дар? - спросил он.
- Где ваша лупа? - ответила я вопросом.
Он погладил по голове волка, лежащего у его ног.
- Вот моя лупа.
- Я не могу поделиться даром с кем-то, кто в обличье зверя,
- сказала я.