Я вдруг поняла, что голос Пинотля - просто голос, хороший
голос, как у профессионального актера, но не больше. Либо он не пытался
зачаровать публику, либо я сегодня нечувствительна. Я знала наверняка об одном
изменении - о метках, теперь широко открывшихся. Моя учительница и Леонора
Эванс говорили, что тем самым я становлюсь доступной парапсихическому
нападению, но, быть может, кое в чем меня защищала связь с мальчиками. Как бы
там ни было, а сегодня его голос меня не трогал. И хорошо.
Пинотль вытащил из-за спины обсидиановый клинок. Наверное,
он носил его на пояснице, как мы с Эдуардом - пистолеты. Потом он простер руку
над гробом, над разинутым ртом. И провел ножом по своей коже. Публике это было
не очень видно. Для театрального эффекта Пинотлю следовало бы показать публике
первый алый разрез. Скрывая это, он, возможно, совершал какое-то ритуальное
действо, в котором первые красные капельки, упавшие в рот трупа, имели важное
значение.
Пинотль покапал кровью на голову трупа, остановился над
лбом, над горлом, грудью, животом, бедрами. Он шел по линии чакр,
энергетических точек тела. Я до этого года в чакры не верила, но теперь узнала,
что они на самом деле есть и вроде бы действуют. Терпеть не могу все эти
нью-эйджевские штучки. А еще больше не переношу, когда они действуют. Конечно,
все это совсем не "нью эйдж", а очень старые вещи.
С каждым прикосновением крови к высушенному трупу я ощущала
наплыв магии. Каждая капля увеличивала ее силу, пока воздух не загудел от нее,
а по коже у меня побежали волны мурашек.
Эдуард сидел неподвижно, но Рамирес стал потирать плечи, как
от озноба.
- Что происходит?
Он был как минимум сенситивом. Да, наверное, вряд ли я могу
привлекать нормального человека.
- Магия, - шепнула я.
Он посмотрел на меня. Белки глаз у него, казалось, увеличились.
- Какого сорта?
Я покачала головой. Этого я не знала. Были у меня некоторые
догадки, но я в самом деле никогда еще такого не видела - точно такого.
Пинотль обходил вокруг гроба против часовой стрелки, отведя
окровавленный нож от кровоточащей руки, повернутой ладонью вверх, и пел
заклинания. Сила все нарастала в воздухе, пока не стало трудно дышать, будто
она забивала горло. Пинотль встал перед гробом - там, откуда начал путь. Сделав
какой-то знак руками, он опрыскал тело брызгами крови и пошел прочь. Свет
медленно погас, и только один прожектор продолжал резко высвечивать мумию в
гробу.
Сила выросла до визга. Кожа у меня пыталась сползти с тела и
спрятаться. Воздух сгустился от магии, как туман.
С телом стало что-то происходить. Сила прорвалась, как дождь
сквозь тучи, и этот невидимый дождь окатил тело, зал, всех нас, но в центре его
была высохшая плоть трупа. Кожа начала шевелиться, подергиваться. Она
заполнялась, будто в нее втекала вода. Что-то под высохшей кожей начало
перетекать и растягивать ее - словно поток воздуха оживлял надувную куклу.
Раздувалось, как чудовищный пончик. Тело - человек - стало трястись, стукаясь о
стенки гроба. Наконец поднялась его грудь, сделав глубокий вдох, будто человек
рвался встать из мертвых. С таким же, но обратным эффектом выглядит зрелище при
последнем вздохе. Так оно на самом деле и было: возобновлялась жизнь, последний
вздох возвращался в тело. И тут же, обретя дыхание, человек закричал.
Разнеслись жуткие, длинные визги. И вовсю кричал он, дыша полной исцеленной
грудью.
Высохшие волосы стали курчавыми, мягкими, каштановыми, кожа
- смуглой и молодой, гладкой, без морщинок. Ему еще и тридцати не было, когда
он лег в гроб. Кто знает, сколько он там пробыл? Даже снова обретя человеческий
облик, он продолжал визжать, будто слишком долго ждал такой возможности.
Женщина в переднем ряду закричала и бросилась к двери.
Быстро между столов пошли вампиры - я не ощутила их раньше за удушающим потоком
магии и ужасом от спектакля. Неосторожность.
Один из вампиров поймал бегущую женщину, придержал, и она
внезапно успокоилась. Он тихо отвел ее обратно к столу, к мужчине, который
стоял в растерянности, не понимая, что делать. Вампиры шли среди зрителей,
время от времени касаясь кого-нибудь, поглаживая кому-то руку, утешая, увещевая
лживыми словами. Все хорошо, все мирно, все безопасно.
Рамирес, наблюдавший за вампирами, повернулся ко мне:
- Что они делают?
- Успокаивают толпу, чтобы все разом не бросились к выходу.
- Им не разрешено использовать индивидуальный гипноз.
- Не думаю, что он индивидуальный, скорее - массовый.
Я обернулась к сцене и увидела, что тот человек свалился на
настил, выбравшись из гроба, как только у него появились силы. Он пытался
уползти прочь.
В растущем круге света появился Пинотль. Человек вскрикнул и
вскинул руки к лицу, будто загораживаясь от удара. Пинотль заговорил, и голоса
он не напрягал, так что, наверное, у него был где-то микрофон.
- Ты научился смирению? - спросил он.
Человек заскулил и закрыл лицо.
- Ты научился послушанию?
Человек закивал, все еще пряча лицо. Он разрыдался, и плечи
у него затряслись. Первые ряды, в том числе и мы, слышали его мощные всхлипы.
Пинотль махнул рукой, и двое вышибал вышли на сцену,
подхватили рыдающего и понесли, потому что у него еще не двигались ноги. А был
он не маленький, и это еще раз показывало, насколько они сильны. Они тоже не
были оборотнями - просто люди.
На сцену в своей пятнистой одежде вышли два ягуара-оборотня,
они несли с собой другого человека... нет, тоже оборотня. Это был Сет. Его
раздели до плавок, которые оставляли очень мало места воображению. Длинные
распущенные соломенные волосы тянулись за ним, играя искрами и радужными
отблесками. Он не сопротивлялся, когда его внесли на сцену и поставили на
колени перед Пинотлем.
- Признаешь ли ты нашу темную богиню своей единственной
истинной госпожой?
- Признаю, - кивнул Сет.
Голос его не резонировал, как голос его собеседника, и не
знаю, услышали ли его в задних рядах.
- Она дала тебе жизнь, Сет, и ее право попросить тебя вернуть
эту жизнь ей.
- Это так, - ответил Сет.
- А посему да буду я ее рукой и да возьму то, что
принадлежит ей.
Он взял лицо Сета в ладони - не грубо. Два человека-ягуара
отступили от Сета. Но стояли рядом с ним, будто боялись, что он бросится
бежать. Однако на его лице появилось почти умиротворенное выражение, будто
происходило что-то чудесное. Он когда-то так испугался четырех сестер ужаса
Итцпапалотль, а сейчас готов был смириться с тем, что должно случиться.
Кажется, я знала, что будет дальше, и надеялась ошибиться. Хоть раз, когда я
ожидаю какой-то мерзости, хотелось бы мне ошибиться. Для разнообразия.
