- Так что у нас либо организованный убийца, подверженный
дезорганизующим приступам ярости, либо... либо что?
Доктор говорил со мной очень разумно, совершенно уже не
сердясь. Либо я произвела на него хорошее впечатление, либо хотя бы не
произвела плохого. Пока что.
- Это может быть пара убийц: организованный убийца - мозг
операции, и неорганизованный, ему повинующийся. Работающие тандемом убийцы -
это бывает не так уж редко.
- Как хиллсайдский душитель, точнее, душители, - вспомнил
он.
Я улыбнулась под маской.
- Было куда больше случаев, когда убийц было двое. Иногда
это двое мужчин, иногда мужчина и женщина. В этом случае мужчина доминирует -
так было по крайней мере во всех известных мне случаях, кроме одного. Как бы то
ни было, один из них доминант, другой в большей или меньшей степени под его
контролем. Это может быть полная доминация, когда другой не может сказать
"нет", или некоторое партнерство. Но даже в более равных отношениях
один доминирует, а другой подчиняется.
- И вы уверены, что это серийный... увечитель?
- Нет.
- То есть?
- Серийный увечитель - это самая нормальная версия, которую
я могла бы предложить, но я - эксперт по противоестественным преступлениям,
доктор Эванс. Меня редко вызывают, если налицо человеческое деяние, каким бы
чудовищным оно ни являлось. Кто-то считает, что это не дело человеческих рук,
иначе меня бы здесь не было.
- Агент ФБР выглядел очень уверенно, - сказал доктор Эванс.
Я посмотрела на него:
- Так что я теряю здесь свое и ваше время? Федералы уже
посетили вас и сказали почти то же, что и я?
- Почти то же.
- Тогда я вам не нужна.
- Тот агент был уверен, что это - человек, маньяк.
- Иногда федералы бывают очень в себе уверены, а раз они
высказались, то не любят потом оказываться неправыми. Полисмены вообще такие.
Обычно, когда дело идет о преступлении, ответ прост. Убит муж - наверняка это
сделала жена. Копы не любят усложнять дело. Они любят его упрощать.
- А почему вы не хотите принять простое решение?
- По нескольким причинам. Во-первых, если бы это был
серийный убийца или еще кто-то там, думаю, полиция, федералы или кто там еще
уже какие-то ключи к разгадке нашли бы. Уровень страха и неуверенности среди
здешнего народа очень высок, а если бы они что-то нашли, они бы так не
паниковали. Во-вторых, мне не надо отчитываться перед начальством. Никто мне не
даст по рукам и не понизит в звании, если я выскажу догадку и ошибусь. Моя
работа и мой доход не требуют от меня ублажать кого-то, кроме самой себя.
- Но у вас же есть начальство, которому вы отвечаете?
- Да, но мне не надо регулярно подавать письменные отчеты.
Мой начальник - скорее менеджер. Ему глубоко плевать, как я делаю свою работу,
если я ее делаю и не слишком многим при этом наступаю на мозоли. Я зарабатываю
на жизнь поднятием мертвых, доктор Эванс. Это очень особое умение. Если мой
босс меня достанет, есть две другие анимационные компании, которые меня с
руками оторвут. Я даже могу работать независимо.
- Вы настолько хорошо это умеете?
Я кивнула:
- Вроде бы, и это освобождает меня от кучи бюрократической и
политической рутины, с которой приходится возиться полиции. Моя цель проста: не
допустить, чтобы беда случилась еще с кем-нибудь. Если при этом я поставлю себя
в глупое или недостойное положение, то и фиг с ним. Хотя, наверное, на меня
будут давить, чтобы я сообразила и вычислила это пугало. Не мой босс, а полиция
и федералы. Раскрытие такого дела может сделать карьеру полицейскому. Ошибиться
и провалить дело - может стоить карьеры.
- Но если вы ошибетесь, вам больно не будет.
Я посмотрела на него:
- Если я ошибусь, то "нет травмы - нет фола". Если
все смотрят не в ту сторону - я, копы, федералы, все и каждый, - то это будет
случаться снова и снова. - Я глянула на человека на койке. - И это будет очень
больно.
- А почему? Вам-то что?
- Потому что мы - хорошие парни, а тот, кто это сделал, -
плохой парень. Добро ведь должно торжествовать над злом, доктор Эванс, иначе
зачем нужны Небеса?
- Вы христианка?
Я кивнула.
- Я не знал, что можно быть христианином и поднимать зомби.
- Вот такая неожиданность, - ответила я.
Он кивнул, хотя я не поняла, с чем это он согласился.
- Вам нужно видеть остальных или этого хватило?
- Можете его прикрыть, но... да, я должна хотя бы глянуть на
остальных. Если этого не сделать, я потом буду гадать, не упустила ли я
что-нибудь.
- Никто еще не смог осмотреть всю палату и при этом ни разу
не покинуть ее, в том числе и я, когда впервые вошел сюда.
С этими словами доктор подошел к следующей койке. Я
следовала за ним, по-прежнему без восторга, но самочувствие у меня несколько
улучшилось. Я смогу выдержать, если буду думать лишь о раскрытии преступления,
а эмоции засуну в далекий темный угол. Сейчас я не могу позволить себе такую
роскошь.
Второй мужчина был почти идентичен первому, если не считать
рост и цвет глаз. На этот раз синие, и мне пришлось отвернуться. Если бы я
встретилась взглядом с кем-нибудь из них, убежала бы с воем.
На третьей койке было по-другому. Чем-то отличались раны на
груди, и когда доктор Эванс откатил простыню с области паха, я поняла, что это
была женщина. Взгляд мой непроизвольно вернулся к грудной клетке, откуда кто-то
оторвал груди. Женщина бешено вращала глазами, издавая какие-то тихие звуки, и
тут я впервые поняла, почему никто из них не говорит. От языка остался рваный
пенек, как разрубленный червь ворочавшийся в безгубой, ободранной дыре.
Жар окатил меня волной. Комната поплыла перед глазами. Я не
могла дышать. Маска прикипела к раскрытому, ловящему воздух рту. Я повернулась
и медленно пошла к дверям. Я не побежала, но если я сейчас не выйду, меня
стошнит, может, я даже упаду в обморок. Из этих двух вариантов я предпочитала
рвоту.
Доктор Эванс, не говоря ни слова, нажал на пластину,
открывающую дверь. Двери раздвинулись, и я вышла.
Медбрат Бен обернулся ко мне, поспешно прижав маску ко рту.
Когда двери закрылись, он отпустил руку, и маска повисла под подбородком.
- Как вы?
Я замотала головой, не доверяя голосу, сдернула с лица
маску, и все еще мне не хватало воздуха. Слишком было тихо в этом предбаннике,
где единственным звуком было тихое шелестение воздуха в вентиляции. Чуть
шевельнулась ткань, когда Бен шагнул ко мне. Мне нужен был шум, людские голоса.
Мне надо было выйти отсюда.
