- Да, конечно, - согласился он. - Дело в волосах.
Патрульные уехали, оставив нас на крыльце дома Даллас.
Высыпавшие на улицу любопытные соседи глазели на нас - всем хотелось узнать,
что могло случиться на тихой улице в столь ранний час.
- Может быть, зайдете? Я уже кофе поставила.
- Зайдем, конечно.
Бернардо посмотрел на меня, но пошел за мной.
Кухня была небольшая, квадратная и прибранная, будто ею не
очень часто пользуются. В ярком утреннем свете она выглядела уютно.
- Анита, что там случилось на самом деле?
Я села за столик и открыла конверт с моим именем. Письмо
было написано печатными буквами.
АНИТА, В ТОТ МОМЕНТ В ПЕЩЕРЕ Я ПОНЯЛ, ЧТО ТЫ БУДЕШЬ ДУМАТЬ
ТОЧНО КАК Я. Я ЗНАЛ, ЧТО ТЫ ПОЙМЕШЬ, КУДА Я ПОЙДУ НА ОХОТУ. И ВОТ ТЫ ЗДЕСЬ. Я
НЕПОДАЛЕКУ.
Это заставило меня поднять глаза:
- Он пишет, что он рядом.
Бернардо вытащил пистолет, встал и начал наблюдать за
окнами. Я стала читать дальше.
Я ВИДЕЛ, КАК ТЫ ПРИМЧАЛАСЬ СПАСАТЬ МИЛОГО ПРОФЕССОРА. Я
ВИДЕЛ, КАК ТЫ ВЗЯЛА ПИСЬМО, И Я ЗНАЮ, ЧТО СЕЙЧАС ТЫ ЕГО ЧИТАЕШЬ. Я ЗАПРЕЗИРАЛ
ЭДУАРДА, КОГДА ОН ЗАГОВОРИЛ О СРОДСТВЕ ДУШ. ТЕПЕРЬ Я ДОЛЖЕН БЫЛ БЫ ПЕРЕД НИМ
ИЗВИНИТЬСЯ. КОГДА Я УВИДЕЛ, КАК ТЫ ВЫНИМАЕШЬ СЕРДЦЕ ТАК УМЕЛО, Я ПОНЯЛ, ЧТО ТЫ
ТАКАЯ ЖЕ, КАК Я. СКОЛЬКО ТРУПОВ У ТЕБЯ НА СЧЕТУ? СКОЛЬКО ВЫНУТЫХ СЕРДЕЦ?
СКОЛЬКО ОТРУБЛЕННЫХ ГОЛОВ? ТЫ СКАЖЕШЬ СЕБЕ, ЧТО ТЫ НЕ ТАКАЯ,
КАК Я. ДА, МОЖЕТ БЫТЬ, ТЫ НЕ БЕРЕШЬ ТРОФЕЕВ, НО ТЫ ЖИВЕШЬ, ЧТОБЫ УБИВАТЬ,
АНИТА. БЕЗ НАСИЛИЯ ТЫ ЗАВЯНЕШЬ И УМРЕШЬ. ЧТО ЗА ИГРА СУДЬБЫ СДЕЛАЛА ТЕБЯ
ЖЕНЩИНОЙ, КОТОРЫХ Я УБИВАЮ СНОВА И СНОВА, И ВЛОЖИЛА В ЭТО КРОХОТНОЕ ТЕЛО ВТОРУЮ
ПОЛОВИНУ МОЕЙ ДУШИ? ТВОИ ЖЕРТВЫ-ВАМПИРЫ - В ОСНОВНОМ МУЖЧИНЫ, АНИТА? У ТЕБЯ
ЕСТЬ ПРЕДПОЧТЕНИЯ?
Я БЫ РАД БЫЛ ОХОТИТЬСЯ РЯДОМ С ТОБОЙ. Я БЫ ОХОТИЛСЯ НА ТВОИХ
ЖЕРТВ, ПОТОМУ ЧТО ЗНАЮ: ТЫ НЕ СТАНЕШЬ ОХОТИТЬСЯ НА МОИХ. НО МЫ БЫ УБИВАЛИ
ВМЕСТЕ И РАЗРЕЗАЛИ ТЕЛА, И ЭТО БЫЛО БЫ БОЛЬШЕ, ЧЕМ Я КОГДА-ЛИБО МОГ МЕЧТАТЬ
РАЗДЕЛИТЬ С ЖЕНЩИНОЙ.
Подписи не было. Неудивительно, потому что я вполне могла бы
отдать письмо полиции.
- Ты побледнела, - сказала Даллас.
- А что там написано? - спросил Бернардо.
Я отдала ему письмо:
- Не думаю, что он здесь поблизости и собирается убивать ее
или нас.
- О ком вы говорите? - спросила она.
Я ей рассказала, и она стала смеяться.
- Ты знаешь, что я истребитель вампиров? - спросила я.
- Да.
- Этой ночью я убила одного вампира. Насколько я понимаю,
того, которого хотела Итцпапалотль, чтобы я убила. Она мне помогла это сделать.
Это сердце я и вынула.
Бернардо читал быстрее, чем можно было от него ожидать.
- Господи, Анита, Олаф на тебя запал!
- Запал, - повторила я. - Запал. Слушай, другого слова найти
не мог?
- А мне можно прочесть? - спросила Даллас.
- Думаю, даже нужно, потому что он ждал не просто, чтобы
взглянуть на меня. Если бы я не появилась, он бы пришел сюда и изрубил тебя в
куски.
Она попыталась со смехом отмахнуться от этих слов, но что-то
в моем взгляде прервало ее смех, и она протянула за письмом дрожащую руку.
Прочтя его, она спросила:
- Кто это?
- Олаф, - ответила я.
- Но он же был такой милый!
Бернардо издал какой-то неопределенный звук.
- Поверь мне, Даллас, но в этом Олаф никак не милый.
Она посмотрела на меня, на Бернардо:
- Вы меня не разыгрываете? Вы всерьез?
- Он - серийный убийца. Только, по-моему, в этой стране он
никогда еще не убивал.
- Вы должны были выдать его полиции, - сказала она.
- У меня нет доказательств его преступлений.
- К тому же, - добавил Бернардо, - что, если бы он был
вампиром?
- Что вы имеете в виду? - спросила она.
- Он имеет в виду, - пояснила я, - что вампира ты бы не
выдала полиции, зная, что сами вампиры этим займутся.
- Да, пожалуй, - согласилась она.
- А этим займемся мы, - сказал Бернардо.
Она посмотрела снова на нас обоих, и на этот раз в ее глазах
был испуг.
- Он вернется?
- За вами? Вряд ли, - ответил Бернардо и посмотрел на меня.
- Но наверняка он найдет причину приехать в Сент-Луис.
Я бы рада была сказать, что он ошибается, но какое-то
холодное чувство у меня под ложечкой подтвердило слова Бернардо. Мне предстоит
снова увидеться с Олафом. И надо только решить, как мне повести себя при
встрече. Пока мы занимались этой работой, он не совершил ничего плохого. У меня
не только нет доказательств, что он - серийный убийца, но в этом раунде он
вообще не сделал ничего хуже, чем я. Мне ли бросить в него камень? И все же,
все же я надеялась, что он будет держаться от меня подальше. И может быть, еще
и по тем причинам, о которых мне не хотелось признаваться даже самой себе.
Может быть, по тем же причинам, по которым я убью его, если он появится. Ведь
не исключено, что в его письме могла быть правда. За мной больше пятидесяти
убийств - и что же отличает меня от людей, подобных Олафу? Мотив? Метод? Если
это единственная разница, то Олаф прав, а я не могу допустить, чтобы он был
прав. Этого я просто не могу принять. Вырасти в Эдуарда - это проблема. Вырасти
в Олафа - это кошмар.
Эпилог
Маркс пытался выдвинуть обвинения, но мы с Бернардо заявили,
что понятия не имеем, о чем он говорит. Доктор Эванс сказал, что его травмы не
могли быть нанесены человеком. Это бы тоже не помогло, если бы Марксу не
припекли задницу за то, как он вел дело. Он участвовал в пресс-конференции, на
которой общественность заверили, что опасность позади, но рядом с ним стоял
Рамирес, а еще агент Брэдфорд, а еще я. Теда и Бернардо тоже пригласили. Нам не
пришлось отвечать на вопросы, но фотографии наши попали в газеты. Я бы предпочла,
чтобы этого не было, но моему боссу Берту приятно будет их видеть - в
центральных газетах будет написано, что это - Анита Блейк из "Аниматорз
инкорпорейтед". Берт это очень любит.
Эдуард подцепил вторичную инфекцию от какой-то дряни,
которой был смазан кол. У него был рецидив, и я задержалась в городе. Мы с
Донной дежурили возле его кровати по очереди. И у кровати Бекки. Дошло до того,
что девочка начинала плакать, если я уходила.
Питер много времени проводил, играя с ней и стараясь ее
развеселить. Но глаза у него запали, как бывает при недосыпании. Ни со мной, ни
с Донной он не говорил. Ей он рассказал только про избиение - об изнасиловании
он ей не сообщил. Я не стала выдавать его тайну. Во-первых, я не была уверена,
что Донна такое потрясение выдержит. Во-вторых, это была не моя тайна.
