Он отпер машину, и мы сели. За надежно заляпанными грязью
окнами Эдуард сказал:
- Маркс тебя вышиб из дела. Не знаю, как это ему удалось, но
удалось.
- Может, он со своим начальником в одну церковь ходит, -
ответила я и опустилась на сиденье пониже, насколько позволял ремень.
Эдуард посмотрел на меня и включил двигатель.
- Ты вроде не очень огорчена.
Я пожала плечами:
- Маркс не первый мудак правого толка, который попадается
мне на дороге, и вряд ли последний.
- И где же твоя легендарная вспыльчивость?
- Может, я взрослею.
Он покачал головой.
- А что ты там видела в углу, чего я не видел? Ты ведь на
что-то смотрела.
- Душу, - ответила я.
Он действительно опустил очки, показав младенчески-голубые
глаза.
- Душу?
Я кивнула:
- А это значит, что кто-то умер в этом доме в последние три
дня.
- Почему именно три дня?
- Потому что три дня - это предельное время, которое
большинство душ еще присутствует. Потом они уходят в небо, в ад или еще куда.
После трех дней можно увидеть призрак, но не душу.
- Но Бромвеллы живы, ты их сама видела.
- А их сын? - спросила я.
- Он пропал.
- Мило с твоей стороны об этом упомянуть.
Мне хотелось разозлиться на него за эти игры, но сил не
было. Хоть Марксом я была сыта по горло, его слова меня задели. Я христианка,
но потеряла многих братьев по вере, которые называли меня ведьмой, ворожеей или
еще похуже. Меня это уже не злило, но очень утомляло.
- Если родители живы, то сын, вероятно, нет, - сказала я.
Эдуард выезжал на дорогу, виляя в изобилии полицейских машин
с мигалками и без них.
- Но на всех других убийствах жертвы были изрезаны. В этом
доме кусков тел мы не нашли. Если мальчик убит, значит, почерк изменился. А мы
еще и старый не разгадали.
- Перемена почерка может дать полиции прорыв, который ей
нужен, - сказала я.
- Ты в это веришь?
- Нет.
- А во что ты веришь?
- Я верю, что сын Бромвеллов мертв, и тот или те, кто содрал
кожу с его родителей и изувечил их, его не резал. Как бы ни погиб он, его не
разорвали на части, иначе крови было бы больше. Он был убит так, что крови в
комнате не добавилось.
- Но ты уверена, что он мертв?
- В доме летает душа, Эдуард. Кто-то погиб, и если в доме
жили только три человека и двое из них исключаются... арифметику ты знаешь.
Я уставилась в окно машины, но ничего не видела. Я видела
только загорелого юношу на фотографии.
- Дедуктивное мышление, - произнес Эдуард. - Впечатляет.
- Мы с Шерлоком Холмсом это умеем. А теперь, когда я стала
персона нон грата, куда ты меня везешь?
- В ресторан. Ты говорила, что еще не ела.
Я кивнула:
- Отлично. - И через минуту спросила: - Как его звали?
- Кого?
- Сына Бромвеллов, как его звали?
- Тад. Тадеус Реджинальд Бромвелл.
- Тад, - повторила я про себя. Пришлось ли ему смотреть, как
с его родителей заживо сдирают кожу? Или они видели, как он умирает? Где твое
тело, Тад? И почему оно им не понадобилось?
Ответов не было, да я их и не ожидала. Души отличаются от
призраков. Насколько мне известно, способов с ними общаться нет. Но вскоре я
получу ответы. Должна получить.
- Эдуард, мне нужны фотографии с других мест преступления.
Мне нужно все, что есть у полиции Санта-Фе. Ты сказал, что в Альбукерке только
последний случай, так что черт с ними. Я начну с другого конца.
Эдуард улыбнулся:
- Все копии есть у меня дома.
- Дома? - Я села прямо и посмотрела на него. - С каких пор
полиция делится документами с охотниками за скальпами?
- Я ж тебе говорил, полицейские Санта-Фе Теда любят.
- Ты и про полицию Альбукерка говорил то же самое.
- И они меня действительно любят. Это ты им не понравилась.
Он был прав. Я все еще видела ненавидящие глаза Маркса,
слышала его шипение: "Ворожеи не оставляй в живых". О Господи,
впервые этот стих прозвучал в мой адрес. Хотя я понимала, что рано или поздно
кто-нибудь его произнесет, учитывая, кто я и что делаю. Я только не ожидала,
что услышу это от лейтенанта полиции, да еще на осмотре места убийства. Как-то
непрофессионально с его стороны.
- Маркс не сможет раскрыть это дело, - сказала я.
- В смысле не сможет без тебя?
- Не обязательно должна быть я, но кто-то с тем опытом,
который здесь нужен. Убийца - не человек. Обычные полицейские методы здесь
недостаточны.
- Согласен, - сказал Эдуард.
- Маркса надо заменить.
- Я над этим поработаю, - сказал он и улыбнулся. - Может быть,
с тем симпатичным детективом Рамиресом, который был сражен твоим обаянием.
- Эдуард, не лезь.
- У него преимущество перед обоими твоими любовниками.
- Какое? - спросила я.
- Он человек.
Хотелось бы мне поспорить, да деваться некуда.
- В чем ты прав, в том прав.
- Ты со мной согласна? - Он был удивлен.
- Ни Жан-Клод, ни Ричард не люди. Рамирес, насколько мне
известно, человек. О чем тут спорить?
- Я тебя дразню, а ты отвечаешь серьезно.
- Ты себе не представляешь, какое отдохновение было бы иметь
дело с мужчиной, которому я нужна сама по себе, без всяких макиавеллиевских
планов.
- Ты хочешь сказать, что Ричард строит заговоры у тебя за
спиной, как и вампир?
- Скажем так: я уже не знаю, кто здесь хорошие парни,
Эдуард. Ричард стал пожестче и посложнее из-за своей роли Ульфрика, Царя
Волков. И прости меня Бог, частично потому, что я этого потребовала. Он был для
меня слишком размазня, вот и стал пожестче.
- И тебе это не нравится, - заключил Эдуард.
- Нет, не нравится, но поскольку я тут тоже виновата,
ругаться за это трудно.
- Так брось их обоих и закрути с какими-нибудь людьми.
- У тебя все так просто получается.
- Трудно только то, что ты делаешь трудным, Анита.
- Брось своих парней и встречайся с другими - вот так
просто.