- Ты все еще отказываешься?
- Да, темная моя богиня, я отказываюсь.
- Когда ты насиловал этих женщин, давным-давно, думал ли ты,
какую цену придется за это платить?
- Нет, темная моя богиня, не думал.
- Ты думал, что твой белый Христос тебя спасет?
- Да, темная моя богиня, думал.
- Ты ошибся.
Он сгорбился, спрятал голову между плеч, как черепаха,
пытающаяся уйти в панцирь. Сравнение было забавным, сам жест - нет.
- Да, темная моя богиня, я ошибся.
Она кивнула еще раз, и женщины стали полосовать его так
быстро, что плети слились в сплошной блестящий серебром веер. Кровь потекла
ручьями по спине вампира, но он не вскрикнул, не попросил пощады.
Наверное, я как-то шевельнулась, потому что Эдуард шагнул
поближе, не взял меня за руку - просто коснулся. Я посмотрела ему в глаза, и он
чуть заметно качнул головой. Нет, я не стала бы рисковать жизнью нас всех ради
вампира, которого вижу впервые, но все равно не по душе мне все это.
Олаф издал какой-то тихий звук. Он смотрел сияющими глазами,
как ребенок на Рождество, который получил в подарок именно то, чего он хотел.
Он убрал пистолет, сцепил перед собой огромные руки, так что они побледнели и
чуть подрагивали. Мне это не нравилось, зато нравилось Олафу.
Я посмотрела на Эдуарда, вроде как кивнув в сторону
огромного германца. Эдуард тоже слегка кивнул. У него все было схвачено, только
не волновало его. Я тоже постаралась не обращать внимания. И перехватила взгляд
Бернардо. Он уставился на Олафа и, похоже, был встревожен. Тут же он отвернулся
и стал наблюдать за лестницей. Я бы тоже последовала его примеру, но не могла.
Не то чтобы какой-нибудь мачизм, а просто - раз Эдуард терпит это зрелище, то я
тоже так смогу. Хотя даже не в этом дело. Если Диего может это выдержать, то я
могу смотреть. Бездействовать и никак не помогать ему, да еще и отвернуться -
для меня это великая трусость. Я бы ею подавилась. На что я была больше всего
способна, так это наблюдать происходящее вокруг Диего. А там поднимались и
опускались женские руки, как машины, будто им неведома усталость.
Пятеро охранников держались невозмутимо, но вампир, который
шел справа от Итцпапалотль, глядел, полуоткрыв рот, с таким напряжением, будто
боялся пропустить хоть малейшее движение. Он был почти так же стар, как сама
богиня, семьсот, если не восемьсот лет, и пятьсот лет из них он видел именно
это представление и все еще ему радовался. Я в этот момент поняла, что не
хотела бы иметь своим врагом кого-либо из этой комнаты. Никогда не хотела бы
быть предоставлена на их милость, поскольку таковой у них и в помине не было.
Двое других латиноамериканского типа вампиров отступили к
дальней стене, как можно дальше от действия. Тот, что с волосами цвета соли с
перцем, уставился в землю, будто там было невесть что интересное. Оголодавший
на цепи свернулся в позе эмбриона, будто стараясь исчезнуть совсем.
Женщины превратили спину Диего в кровавые ленты. У его ног
натекла красная лужа. Он скорчился, подобрав под себя ноги, превратившись в
сплошной комок страданий. Кровь закапала с плеч, образуя вторую лужу - перед
ним. Он, хотя и скорчился прямо на полу, все же покачивался, будто вот-вот
потеряет сознание и упадет. Я надеялась, что это скоро произойдет.
Наконец я все-таки шагнула вперед, и Эдуард поймал меня за
руку.
- Нет, - сказал он.
- Тебе его жалко, - сказала Итцпапалотль.
- Да, - ответила я.
- Диего был среди чужаков, которые пришли в наши земли. Для
него мы были варварами. Нас надлежало покорять, грабить, насиловать,
истреблять. Диего не считал нас людьми. Правда, Диего?
На сей раз ответа не последовало. Он еще не потерял
сознание, но, говорить уже не мог.
- И ты нас не считал людьми, правда, Кристобаль?
Я не знала, кто из них Кристобаль, но раздался высокий
жалобный звук. Это выл вампир на цепи. Он развернулся, и стон закончился тем же
ужасным смехом, что уже слышался раньше. Смех нарастал, пока вампир, держащий
конец цепи, не дернул его как следует, точно дрессировал собаку. Я поняла, что
на конце цепи - строгий ошейник. Ни фига себе.
- Отвечай, Кристобаль!
Вампир отпустил цепь, чтобы оголодавший мог судорожно
вздохнуть. Голос его прозвучал неожиданно интеллигентно, плавно и вполне
рассудительно.
- Да, мы не считали вас за людей, моя темная богиня.
И тут с его губ снова сорвался тот же прерывистый смех, и он
опять скрючился.
- Они вломились в наш храм и изнасиловали наших жриц, наших
девственниц-жриц, наших монахинь. Этих четырех жриц изнасиловали двенадцать
человек. Язык не поворачивается сказать, какие ужасные гнусности они совершали
с ними, заставляли под угрозой смерти и пытки делать все, что вздумается этим
мужчинам.
Лица женщин не изменились во время этой речи, будто говорили
о ком-то другом. Они перестали хлестать вампира, просто стояли и смотрели, как
он истекает кровью.
- Я нашла их в храме, где они умирали после всего, что с
ними сделали. Я предложила им жизнь. Я предложила им отмщение. Я сделала их
богами, и мы выловили тех чужаков, которые их насиловали, и бросили подыхать.
Каждого из них мы сделали такими же, как мы, чтобы они вечно подвергались каре.
Но мои соплеменницы оказались слишком сильны для них, и теперь из двенадцати
человек осталось только двое.
Итцпапалотль вызывающе посмотрела на меня в ожидании ответа.
- Ты и теперь его жалеешь?
Я кивнула.
- Да. Но я знаю, что такое ненависть, а мстительность - одна
из главных моих черт.
- Тогда ты понимаешь, что здесь творится справедливость.
Я открыла рот, Эдуард сильнее сжал мне руку, так что стало
больно: дескать, подумай, прежде чем отвечать. Я собиралась ответить осторожно,
но он этого не знал.
- Он совершил вещи ужасные и непростительные. И они должны
быть отомщены.
Про себя я добавила: "Хотя пятьсот лет пыток, пожалуй,
слишком". Я убивала тех, кто этого заслуживал, а все сверх моих
возможностей я оставляла Богу. Не готова я была принимать решения на пятьсот
лет.
Эдуард ослабил хватку и начал отпускать мою руку, когда она
сказала:
- Значит, ты согласна с нашей карой?
Пальцы Эдуарда снова сжались, и даже сильнее, чем раньше.
Я бросила на него злобный взгляд, прошипев себе под нос:
- Ты мне синяк оставишь!
Он отпустил меня, медленно, неохотно, но взгляд его был
достаточным предупреждением. Смотри, чтобы нас из-за тебя не убили. Что ж, я
постараюсь.
- Я никогда не стала бы сомневаться в решении бога.
