- Анита - один из самых сильных людей, которых я знаю.
Питер прищурился:
- Она крепче Бернардо?
Эдуард кивнул.
- Крепче Олафа?
Я стала лучше думать о мальчике, когда он расположил их в
такой очередности. Он инстинктивно почуял, кто из них страшнее. А может, дело в
росте Олафа. Да нет, у Питера вроде чутье на плохих парней. Оно либо есть, либо
нет, научить ему нельзя.
- И даже крепче Олафа, - ответил Эдуард.
Из-за скатерти донесся презрительный фырк - заговорило
уязвленное самолюбие Олафа.
Питер посмотрел на меня уже по-другому. Он явно размышлял,
пытаясь представить мою миниатюрную женскую личность в одном ряду с
агрессивной, внушительной, мужской сущностью Олафа. И наконец покачал головой:
- Она не выглядит крепче Олафа.
- Если в смысле армрестлинга, то нет, - сказала я.
Он нахмурился и повернулся к Эдуарду:
- Я не понял.
- А я думаю, что понял, - сказал Эдуард. - А если нет, то
объяснить это я не могу.
Питер стал еще мрачнее.
- В кодексе крутых парней, - обратилась я к Питеру, - очень
многое нельзя объяснить.
- Но вы его понимаете.
Это прозвучало почти обвинением.
- Я много времени терлась среди очень крутых парней.
- Это не то, - сказал он. - Вы очень отличаетесь от всех
женщин, которых я видел.
- Она отличается от всех женщин, которых ты когда-нибудь
увидишь, - ответил Эдуард.
Питер посмотрел на меня, на него.
- Мама к ней ревнует.
- Я знаю, - сказал Эдуард.
Из комнаты донесся голос Бернардо:
- Можно нам уже опустить эту рогожу?
- Да неужто такие крутые супермены уже устали? - спросила я.
- Молочная кислота вырабатывается в мышцах у каждого, киска.
Я первая начала обзываться, поэтому пропустила
"киску" мимо ушей.
- Тебе надо пойти к маме и Бекки на кухню, - сказала я.
- В самом деле надо?
Он смотрел на Эдуарда, ожидая от него разрешения.
- Да, - сказала я, пытаясь взглядом внушить ему, чтобы не
вздумал перечить.
Но он смотрел только на мальчика. Они оба уставились друг на
друга, и между ними что-то проскользнуло, знание какое-то, что ли.
- Уберите скатерть, - сказал Эдуард.
- Нет! - воспротивилась я и поймала Питера за руку.
Повернула к себе, спиной к двери. Захваченный врасплох, он не стал вырываться.
Но не успел он еще решить, что со мной делать, как заговорил Эдуард.
- Отпусти его, Анита.
Я обернулась на него через плечо Питера и обнаружила, что
Питер выше меня на пару дюймов.
- Эдуард, не надо!
- Ему интересно - пусть посмотрит.
- Донне это не понравится, - сказала я.
- А кто ей расскажет?
Я глянула в темные глаза Питера.
- Он, вот разозлится когда-нибудь на тебя, или на нее, или
на обоих - и расскажет.
- Я этого не сделаю, - сказал Питер.
Я покачала головой. Не верила я ему, поэтому-то и отпустила
его руку. Если Эдуард покажет Питеру этот уголок ада и Донна окажется в курсе,
то разрыв между ними будет обеспечен. Так что я готова была ради этого
пожертвовать душевным спокойствием Питера, Вот она - суровая правда.
Рогожа упала, сначала со стороны Олафа, а Бернардо остался
стоять, держа ее на руках, как спящего ребенка. Он посмотрел на Эдуарда,
покачал головой и отошел к Олафу, пропуская Питера в комнату. Я двинулась
следом за ним и Эдуардом.
Олаф встал у дальней двери. Бернардо положил скатерть на
стол и отступил к его краю. Я заняла позицию у дальней стены, почти зеркально
повторив позу Олафа, но у противоположной двери. Все мы стали каждый по своим
углам, будто отделяя себя от того, что происходило. Пожалуй, даже Олаф этого не
одобрял.
Питер разглядывал фотографии, расхаживая по кругу. Он
побледнел и произнес приглушенным голосом:
- Это все люди?
- Да, - ответил Эдуард. Он стоял рядом с Питером, не слишком
близко, но он был с ним.
Питер подошел к ближайшей стене, к фотографии, которую я
рассматривала.
- Что с ними случилось?
- Мы еще не знаем, - ответил Эдуард.
Питер не отрывал взгляда от фотографий, глаза его бегали по
страшным картинам. Он не подошел, не стал рассматривать их вблизи, как я, но он
смотрел и видел, что на них. Не вскрикнул, не упал в обморок, его не стошнило.
Доказал, что хотел. Он - не баба. Я подумала, не надо ли его предупредить, что
могут быть кошмары. Да нет. Они либо будут, либо не будут.
Он все еще был бледен, испарина выступила на верхней губе,
но он мог двигаться, и голос его был хрипловат, но спокоен.
- Я лучше пойду помогу маме на кухне.
И он вышел, обхватив себя руками, как от холода.
Никто не сказал ни слова. Когда он отошел так, что уже не
мог слышать, я подошла к Эдуарду.
- Ну, прошло лучше, чем я думала.
- Прошло примерно так, как я и думал, - ответил Эдуард.
- Черт побери, Эдуард, у парня будут кошмары!
- Или да, или нет. Пит - пацан крепкий.
Эдуард выглядывал в дверь, будто все еще видел Питера.
Взгляд его был где-то далеко.
Я уставилась на него:
- Ты им гордишься. Гордишься тем, что он посмотрел на вот
это, - я мотнула головой в сторону фотографии, - и выдержал.
- А почему бы ему не гордиться? - спросил Олаф.
Я оглянулась на него:
- Если бы Эдуард был отцом Питера - то понятно. Но это не
так.
Я снова повернулась к Эдуарду и пристально посмотрела на
него. Лицо его было непроницаемо, как всегда, но чуть лучились глаза.
Я тронула Эдуарда за руку, и этого было достаточно - он
обернулся ко мне.
- Ты с ним обращаешься как с будущим сыном. - Я покачала
головой. - Эдуард, ты не можешь позволить себе такую семью.
- Знаю, - ответил он.
- Боюсь, что нет. Кажется, у тебя серьезные намерения.
Он опустил глаза, избегая моего взгляда.
- Черт тебя возьми, Эдуард!
- Противно в этом признаться, но я с ней согласен, - сказал
Олаф. - Если бы только мальчик, проблем бы не было. Думаю, из него ты сможешь
сделать все, что захочешь, но женщина и девочка... - Он покачал головой. - Не
выйдет.
