Он раскрыл глаза шире:
- Двое? Впечатляет.
- Ничего хорошего. Моя личная жизнь - сплошной кавардак.
- Очень сочувствую.
- Не могу сама поверить, что все это тебе рассказала. Это на
меня не похоже.
- Я хорошо умею слушать.
- Я заметила.
- Можно проводить тебя обратно?
Я улыбнулась от старомодности этих слов.
- Сначала можешь ответить на пару вопросов?
- Задавай. - Он сел на землю, подтянув штанины, чтобы не
пузырились на коленях.
Я села рядом:
- Кто вызвал полицию?
- Гость.
- Где он сейчас?
- В больнице. Серьезный нервный срыв от потрясения.
- Физических повреждений нет?
Рамирес качнул головой.
- Кто на этот раз стал жертвами увечья?
- Брат жены и двое племянников, все старше двадцати. Жили и
работали здесь же, на ранчо.
- А другие гости? Где они были?
Он закрыл глаза, будто вызывая в памяти страницу.
- Почти все поехали на пикник в горы с ночевкой, это было
заранее запланировано. Но остальные взяли машины ранчо, которые держат для
гостей, и уехали.
- Не продолжай, - сказала я. - Почувствовали беспокойство,
им не сиделось на месте, и они вынуждены были покинуть дом.
Рамирес кивнул.
- Как и соседи вокруг тех, прежних домов.
- Рамирес, это чары, - сказала я.
- Не заставляй меня напоминать, что я просил называть меня
по имени.
Я улыбнулась и отвела взгляд от его дразнящих глаз.
- Эрнандо, это либо чары, либо какая-то способность этой
твари наводить страх, ужас на тех, кого она не собирается убивать или увечить.
Но я думаю, что чары.
- Почему?
- Потому что слишком избирательно действие для природной
способности, вроде как у вампира - гипнотизировать глазами. Вампир может
зачаровать одного человека в комнате, полной народу, но не может зачаровать
целую улицу за исключением одного дома. Для этого надо уметь организовать
магическую силу, а это означает чары.
Он подобрал сухую травинку, покатал в пальцах.
- Значит, мы ищем ведьму.
- Я кое-что знаю о ведьмах и других приверженцах колдовства
и не знаю ни одной ведьмы, которая в одиночку или даже с целым ковеном была бы
на такое способна. Я не отрицаю, что где-то тут замешан чародей-человек, но
здесь поработало что-то действительно неотмирное, нечеловеческое.
- На сломанной двери мы нашли следы крови.
Я кивнула:
- Приятно, что хоть кто-нибудь сообщает мне о каких-то
фактах, когда мы уже что-то нашли. Здесь все, и Тед в том числе, держат карты
поближе к груди, и я почти все время трачу в поисках того, что другие уже
выяснили.
- Спрашивай меня, и я отвечу на все твои вопросы. - Рамирес
отбросил былинку. - А сейчас нам лучше вернуться, пока твоя репутация не
погибла ни за что.
Я не стала спорить. Назначь любую женщину работать среди
мужчин, и слухи поползут тут же. Если ты сразу не внесешь ясность, что ты вне
досягаемости, начинается еще и конкуренция. Некоторые мужчины пытаются либо
изгнать тебя из города, либо залезть тебе под юбку. Другого обращения с
женщиной они себе даже представить не могут. Если ты не объект секса, значит,
ты угроза. Мне в таких случаях всегда интересно, как у них прошло детство.
Эрнандо встал, отряхивая траву и пыль со штанов. Кажется, у
него было детство безоблачное или, во всяком случае, он с ним удачно расстался.
За это его родители заслужили похвальную грамоту. Когда-нибудь он приведет
домой хорошую девушку и заведет хороших детей в хорошем доме, работая по
выходным во дворе, а каждое воскресенье обедая то у одних бабушки с дедушкой,
то у других, по очереди. Замечательная жизнь, если можешь себе ее обеспечить. А
ему еще надо раскрывать убийства. Не все сразу делается.
А что имею я, если честно? Для кризиса среднего возраста я
еще слишком молода, а для угрызений совести уже слишком стара.
Мы направились обратно к машинам. Я снова обнимала себя за
плечи, потом заставила себя опустить руки и пошла рядом с Рамир... с Эрнандо
как ни в чем не бывало.
- Маркс мне сказал, что один из прибывших первым копов чуть
не лишился горла. Как это вышло?
- Я здесь был не с самого начала. Лейтенант меня вызвал не
сразу. - В голосе его прозвучала жесткость. Да, он был мягок, но ездить на себе
не позволял. - Но я слышал, что трое выживших напали на полицейских. Пришлось
их успокоить дубинками. Они продолжали пытаться драть полицейских на части.
- А зачем? И как это у них получилось? Я в том смысле, что,
если с человека ободрать кожу и оторвать куски тела, он в бой не рвется.
- Я помогал перевозить кое-кого из первых выживших, и они не
дрались. Просто лежали и стонали. Это были раненые, и они вели себя как
раненые.
- Есть какие-то следы Тада Бромвелла, сына выживших на том
месте убийства, что я видела?
Эрнандо выкатил глаза:
- Маркс тебе не сказал?
Я покачала головой.
- Ну и мудак!
Я согласилась, а вслух спросила:
- Так что, нашли тело?
- Он жив. Ездил на пикник с друзьями.
- Он жив, - повторила я.
Тогда чья душа витала в спальне? Вслух я этого не сказала,
потому что про душу полиции сообщить забыла. Маркс и без того был готов
вышвырнуть меня из города. И если бы я заговорила о парящей под потолком душе,
он бы крикнул дров и спичек.
Но в этой комнате кто-то умер, и душа все еще не знала, куда
отправиться. Почти всегда, когда душа витает, она витает возле тела, возле
останков. В этом доме жили трое. Двое изувечены, мальчик где-то в другом месте.
У меня мелькнула мысль.
- А эти свежие жертвы дрались, пытались кусать полицейских?
Он кивнул.
- Это точно, что они кусали? Не просто били, но будто хотели
жрать?
- Насчет жрать не знаю, но все раны - от укусов. - Он
странно посмотрел на меня. - Ты до чего-то додумалась.
Я кивнула:
- Может быть, и так. Мне надо сначала увидеть второе тело,
то, что за дверью, но потом, я думаю, пора возвращаться в больницу.
- Зачем?
Я пошла вперед, и он поймал меня за руку выше локтя и
повернул к себе. В его глазах искрилась свирепость, от напряжения дрожала рука.
