Посреди двора топтался ослепший и потерявший способность ориентироваться Рамазан. Неожиданно он вскинул автомат и полоснул очередью в сторону дома, едва не зацепив Арсена. Тот скакнул по лестнице вверх, что-то крича по-чеченски. Но Рамазан его не слышал — так же слепо продолжал стрелять в разные стороны.
Николай ухватил его за ноги и резко дернул на себя. Тот потерял равновесие, нелепо взмахнул руками и рухнул, звучно ударившись затылком о каменный бордюр клумбы.
Николай подхватил выпавший автомат, развернулся в сторону Арсена и нажал на спуск, но опоздал. Тот успел выстрелить первым. Левое плечо пронзила острая боль, рука сразу начала неметь… Арсен тем временем перевалился через перила и скрылся за крыльцом.
Воспользовавшись оперативной паузой, Николай взбежал по лестнице наверх и ворвался в дом. Бой со стороны залива продолжался — сверху раздавался сухой треск очередей из «Калашникова», им басовито и гулко отвечал немецкий автомат Дюни.
Николай рванул на себя дверь, которая вела к лестнице на второй этаж. Она не поддалась — заело замок, и это спасло ему жизнь. Через секунду она рухнула, выбитая взрывной волной…
Арсен, спрыгнув вниз, попал под перекрестный огонь. Сверху, с соседнего участка, по нему хлестанула автоматная очередь. Он едва успел укрыться за облицованным мраморной плиткой бордюром небольшого круглого бассейна с фонтаном посредине. Но тут же, сзади, из прибрежных зарослей ольхи, ударило охотничье ружье — сначала небольшим смертельным роем прожужжала дробь, а следом крупный медвежий жакан расколол гранитный валун рядом с его головой.
Единственным укрытием стал бассейн. Не мешкая, Арсен нырнул туда. Водоем оказался глубоким — погрузившись с головой, он высоко поднял руку, чтобы не намок автомат…
Вынырнув и осторожно двигаясь вокруг каменной горки фонтана, чеченец старательно огляделся. Со стороны залива продолжали лупить из охотничьего ружья, не позволяя особо высовываться из бассейна.
Стрелок один. Арсен определил это по паузам, в которые тот перезаряжался.
Как только он, пытаясь рассмотреть автоматчика, неосторожно высунул голову, раздалась короткая очередь, заставившая его всем телом прильнуть к камням. В бессильной ярости он выпустил в ту сторону половину магазина…
Николай, ворвавшись в провал на месте двери, сквозь клубы кислой пороховой гари и поднятой взрывом пыли рванулся к лестнице. Прыгая через ступеньку, преодолел первый марш. Здесь пришлось вжаться в стену — сверху лестничный пролет поливали свинцом.
Он расслышал, как огонь вдруг переместился на улицу, и догадался, что бандит боится без присмотра оставлять окна. А Дюня явно старался отвлечь его внимание и дать возможность Николаю подняться наверх.
— Эй, чурка, — орал одноклассник, — я твою маму е… и папу е… и вонючих дедушку с бабушкой — тоже!
Бандит ответил яростной очередью и попытался достать Дюню гранатой — за стенами прогремел взрыв.
Николай мысленно поблагодарил генерала и рванулся наверх.
У вершины лестницы лежал истекающий кровью Генка — его посекло осколками.
Шагнув в холл второго этажа, Николай увидел своих — они сидели рядышком у противоположной стены. Связанные руки и ноги не позволяли им двигаться, но отец и дочь все же пытались прикрыть друг друга, заслоняя от пуль.
Почуяв чужого, Ваха резко развернулся, одновременно отпрыгивая от окна и стреляя в его сторону. Николай ответил и даже, кажется, попал. Но, переместившись, чеченец встал так, что, стреляя, Николай неминуемо бы задел своих. И тогда, собрав последние силы, он рванулся вперед в яростном желании смести ублюдка. А тот, выпучив налитые кровью глаза, завизжал:
— Аллах акбар!!!
Вместо того чтобы стрелять, он выдернул оскаленными зубами кольцо, но бросить гранату не успел…
Как в юности на зеленом газоне регбийного поля, опрокидывая схватку противника, Николай всем телом врезался в ненавистную плоть врага.
Инерция оказалась такой, что их, сцепившихся в плотный клубок, протащило два метра до разбитого панорамного окна. Задержавшись на мгновение на краю, они рухнули вниз.
«Все, — успел подумать Николай, — сейчас рванет».
Но не рвануло — Ваха не смог сразу разжать пальцы. Граната выпала из его руки лишь после того, как они ударились о землю, и бойко покатилась вниз по дождевому стоку в сторону бассейна.
Видевший все Арсен в невероятном дельфиньем прыжке взвился над водой. Буквально за секунду до взрыва он рухнул за бортик, прикрывший его от осколков. И сразу же вскочил, бросил гранату в ольховые заросли, откуда по нему садили из охотничьего ружья, полоснул на ходу очередью в сторону Дюн и и резво перемахнул забор. Резкими зигзагами он преодолел открытое пространство и скрылся в густых лесных зарослях…
Николай отпихнул хрипящего Ваху и с трудом встал на ноги. Пошатываясь, он побрел в дом, поднялся на второй этаж и помог своим освободиться от туго затянутых веревок.
Елена и Владимир Николаевич какое-то время не могли двигаться — кровь медленно и болезненно притекала к онемевшим конечностям. Он прикурил им сигареты и, затянувшись сам, рухнул у стены рядом — сил на что-то большое уже не осталось. Голова кружилась от кровопотери, плечо терзала боль, но он — чумазый от пороховой гари, в изодранной одежде, перепачканный своей и чужой кровью и совершенно обессиленный — был сейчас счастлив пронзительно и глубоко, до самого донышка.
— Ну что, солдат, живой? — хрипло спросил снизу Дюня, который, тоже жадно затягиваясь, отходил от боя, расслабленно привалившись к стене дома.
— Нормально, генерал. Ты как?
— Хорошо, мы ведь победили, а для мужчины нет ничего важнее победы. — Дюня как бы продолжал их давний афганский спор, но Николай не стал ему возражать — сил не осталось, да и не хотелось расплескать это нежданно доставшееся большое счастье.
А потом пришла гроза. Вода, падающая с неба, смыла грязь и потеки крови, а дождь все лил, оплакивая уже погибших и тех, кто вскоре последует за ними. И не имели капли небесные ни национальности, ни религиозной или политической принадлежности — единые для всех сущих на этой земле…
Удивительно быстро появились две машины «скорой помощи». Раненых — чеченцев и Николая — перевязали. Самого тяжелого, Генку, увезли в реанимацию выборгской больницы. Молодой врач нервно объяснял Борису, что не все в Генкиной жизни или смерти зависит от денег. Но тот, прихрамывая и боязливо наступая на затянутую шиной ногу, провожал доктора до ворот и втолковывал, что такой упрямец и хитрован, как Генка, так просто с жизнью не расстанется, об этом и думать нечего, а вот условия хорошие и светил выборгской медицины надо непременно обеспечить. Врач уехал с пятью сотнями долларов в кармане и глубокой убежденностью в том, что Борис сумеет договориться и с потусторонними силами о цене на продление Генкиной жизни.
Почти сразу после боя, еще до «скорых», прибыли «волкодавы» Дюни, и Николай понял, что держал все-таки его одноклассник-генерал неподалеку «засадный полк» — иначе и быть не могло.
