— Тебе для излечения нужна высокая температура, как
нам.
Я не поняла, кому «нам».
— Кто... — И тут мое тело скрутила судорога, изо
рта вырвался вопль. Боль билась в каждой клеточке, вырываясь наружу. Если бы я
могла дышать, я бы вопила и дальше. Зрение заволакивалось большими серыми
пятнами.
— Врача!
Голос Ричарда.
— Ты знаешь, что нужно делать, mon ami.
—Если это поможет, я потеряю ее навеки.
На миг зрение прояснилось. Ричард сдирал с себя штаны.
Больше я ничего не видела — что-то серое заволокло глаза и мозг и засосало
меня.
Глава 9
Кажется, я спала, но точно я не знаю. В темноте были
какие-то лица, кого-то я знала, кого-то нет. Черри с короткими светлыми
волосами, без косметики, от чего она казалась на годы моложе, чем мы с ней
были. Грегори трогает мое лицо. Джемиль лежит рядом со мной, свернувшись, как
темное сновидение. Я впадала в забытье и выходила, лица сменялись, сменялись
тела рядом, потому что я чувствовала, как они прижимаются ко мне. Голая кожа к
голой коже. Это не было сексуально, по крайней мере явно сексуально. Я
просыпалась, если просыпалась, зная, что меня обнимают руки Ричарда, что мое
тело точно входит в изгибы его тела, как ложка в ложку, и густые его волосы
падают мне на глаза. Я спала, зная, что мне ничего не грозит.
Очнулась я медленно, в коконе телесного тепла и щекочущего
потока ликантропической энергии. Я попыталась перевернуться, но чье-то тело
держало меня на боку. Тогда я открыла глаза.
В комнате было темно, только лампочка горела на стене, как ночник
в детской. Мое ночное зрение позволяло мне при этом освещении различать цвета.
Передо мной свернулся незнакомый голый мужчина. Его лицо лежало у меня на плече
чуть выше груди, и дыхание его грело мне кожу. Раньше я бы завопила благим
матом и рванула с места куда подальше, но сейчас мне почему-то просто не
хотелось паниковать. Было тепло, уютно, и еще как-то... правильно, как давно
уже не было, будто я надела пару любимых шлепанцев и завернулась в любимый
плед. Такой вот уют, такая мирная обстановка. Даже вид руки, обнявшей меня за
талию, не волновал. Наверное, доктор Лилиан накачала меня каким-то лекарством,
от которого все на свете казалось хорошо. Единственное, что я знала — что
шевелиться мне не хочется. Как если просыпаешься утром, и никуда не надо
спешить, нигде тебя не ждут, никаких срочных дел, и можно так полудремать в
гнездышке из одеяла.
Рука, обнимавшая мою талию, была мускулистой, определенно
мужской, но маленькой — не только кисть, но вся рука. Кожа загорелая и казалась
еще темнее на бледности моей кожи. Я лежала в приятной расслабленности в
изгибах этого тела. Тот факт, что мне совершенно не было неудобно спать в
трехслойном голом сандвиче в качестве серединки, сообщил мне без сомнений, что
я под каким-то наркотиком. Бывало, что я просыпалась одетая куда больше и
смущалась куда сильнее.
Я так предположила, что оба они вервольфы. Стая стала
большой, и я всех на вид не знаю. Я купалась в их энергии, будто меня омывала
невидимая горячая вода. Я помнила, что была ранена, помнила, как чьи-то когти
рвали мне мясо под грудиной. Опустив глаза, я увидела неровные круглые шрамы на
месте, где змея рвалась к моему сердцу. Там была тупая боль, но шрам затянулся
розовым и блестел, плоско выделяясь на коже. Сколько же я пролежала в отключке?
Я продолжала ждать паники, смущения. Когда они не появились,
я посмотрела на первого мужчину — впервые посмотрела внимательно. У него были
густые каштановые кудри, коротко остриженные сзади, но длинные сверху, так что
они щекотали мне плечо, когда он шевелился во сне. Загорелый он был настолько,
что кожа была почти под цвет волос. В той брови, что была мне видна, торчало
маленькое колечко пирсинга. Его колено прижимало мою голень, рука вяло лежала у
меня на голом бедре. Наверное, приподнятая его нога и поворот бедер не давали
мне видеть все целиком, и остатки моей стеснительности были за это благодарны.
То, что сохраняло мое спокойствие, что бы это ни было, начало выветриваться.
Может, это я просто просыпалась.
Остальное его тело было прижато ко мне спереди, так что
подробностей я не видела. Зад и спина у него были гладкие, безупречные, без
полос загара. Солнечные ванны нудиста? Тело казалось молодым — лет двадцать —
двадцать пять. Он был выше меня (ниже быть трудно), но не намного. Пять футов
семь, если не меньше. Мужчина пошевелился, рука у меня на бедре сжалась, будто
он видел сон, и тут я вдруг заметила, что он не спит. По его телу пробежало
напряжение, которого не было секунду назад. И я вдруг проснулась окончательно,
и сердце у меня заколотилось. Примерно две секунды я думала, что, черт побери,
можно сказать человеку, которого никогда в жизни не видела и с которым
просыпаешься голой в кровати? Он открыл глаз, который был мне виден, поднял
голову и заморгал двумя темно-карими глазами.
Лениво улыбнувшись, сильно заспанный, он сказал:
— Впервые вижу тебя не спящей.
Я ответила единственное, что пришло мне в голову:
— Я тебя вообще впервые вижу. Кто ты такой?
— Калеб. Калеб меня зовут.
Я кивнула и стала садиться. Все, вылезаю из этой койки. В
ней было тепло и уютно, но стеснительность превозмогла. Не настолько я
хладнокровная, чтобы разговаривать с голым незнакомым мужчиной, когда я сама
голая. Или не настолько я утонченная.
Рука у меня на талии напряглась, удерживая меня возле второго
мужчины и на кровати. Колено Калеба у меня на ноге стало тяжелее, вдвигаясь
между моих. Вдруг я ощутила те части его тела, которых не видела. Да, наверное,
я предпочла бы увидеть все целиком, чем почувствовать, как оно упирается мне в
самый верх ляжки. Ну ладно, пах — не совсем подходящая часть, с которой начать
нанесение травм — пока что. Рука, лежавшая на моем бедре, вдруг его схватила. У
меня участился пульс. Кажется, я попалась.
— Все спокойно, — сказала я, — но мне надо
встать и вылезти из этой кровати.
Тело позади меня шевельнулось. Хотя я не видела, но знала,
что он приподнялся на локте, и рука у меня на талии напряглась. Вдруг меня
сильно прижало к его телу, и я просекла сразу несколько моментов. Первый: он
примерно моего роста, потому что точно следовал изгибам моего тела; второй: он
худощавый, мускулистый, и ему очень нравиться ко мне прижиматься. Бррр! Я
повернулась к нему, будто оглянувшись на шум в темноте в фильме ужасов —
медленно, полуоглушенная страхом. Его лицо приподнялось над моим плечом,
длинные волосы спадали на щеку густой массой, перепутанной со сна, и трудно
было сказать, волнистые они или кудрявые, только они были темно-каштановые,
темнее, чем у первого, почти черные. Лицо у него тоже было треугольное, почти
слишком тонкое, на грани между мужским и женским, нос прямой, чуть слишком
правильный, рот широкий, нижняя губа полная и чуть бантиком. Чувственное лицо.
Но создавали — или разрушали — это лицо глаза. Первая мысль у меня была, что
они желтые. Но широкое кольцо серо-зеленого лежало вокруг зрачка, и общее
впечатление было такое, что они золотисто-зелено-желтые на загорелом лице. Не
человеческие глаза. Не спрашивайте меня, откуда я знаю, но и не волчьи тоже.
