Штефан вскочил на ноги, тут же потерял равновесие на крутом склоне и, отчаянно размахивая руками, понесся вниз, в темноту, все быстрее и быстрее. Он не имел ни малейшего представления, каким длинным был этот склон, но Штефану было ясно, что он разобьется насмерть, если до ровного места еще далеко. Склон уходил вниз примерно под углом тридцать градусов, и Штефан, хотел он того или нет, вынужден был бежать со все нарастающей скоростью. Если бы он сейчас упал, то наверняка либо сильно поранился, либо разбился насмерть.
Он и в самом деле упал, но, похоже, рядом с ним в этот момент оказалась целая толпа ангелов-хранителей. Причиной его падения послужило резкое изменение угла наклона его траектории движения, так как склон вдруг стал более пологим. Однако Штефан упал не на каменистый грунт, а, сделав сальто в три четверти оборота, влетел в кусты. При этом Штефан получил с десяток порезов жесткими от мороза ветками, которые, тем не менее, смягчили его падение.
Едва не потеряв сознание, Штефан несколько секунд лежал неподвижно. Его сердце колотилось, и он чувствовал, что полученные раны кровоточат, но не ощущал при этом ни малейшей боли. Больше всего его удивило то, что, попытавшись подняться, он без особого труда смог это сделать. Вопреки обстоятельствам своего падения и своему неверию в то, что это может удачно закончиться, Штефан с удивлением обнаружил, что ничего себе не сломал.
С трудом поднявшись, он посмотрел на свои изрезанные кровоточащие руки, но по-прежнему не почувствовал никакой боли. Штефану в его жизни еще ни разу не доводилось сильно пораниться, не потеряв при этом сознание, и он не имел ни малейшего представления, как долго его организм будет находиться в шоковом состоянии. Но наверное, уже через несколько минут организм придет в себя, и тогда малейшее движение будет причинять мучительную боль. И за это время Штефану нужно было отбежать как можно дальше от опасного места.
Он бросился бежать наугад, абсолютно не ориентируясь, бежит ли он вслед за Ребеккой и Висслером или же, наоборот, все больше удаляется от них. Земля под ногами по-прежнему шла под уклон, но уже не настолько круто, чтобы это было опасно для жизни, однако Штефану пришлось все же бежать медленнее, чем хотелось, так как он опасался, что снова может упасть и на этот раз пораниться по-настоящему. Кроме того, здесь было, пожалуй, еще темнее, чем на гребне горы. Он мог различить хоть что-то лишь в нескольких шагах от себя. Поверхность склона была усыпана камнями, и время от времени из темноты выныривали различные препятствия, от которых Штефану с трудом удавалось уклониться. Остатками своего затуманенного рассудка, которого едва хватало на то, чтобы заставлять себя хоть как-то держаться на ногах, Штефан вдруг принял суровое решение: он немедленно прикончит Висслера, как только тот попадется ему в руки.
Склон казался просто бесконечным. В возбужденном состоянии и почти в полной темноте было очень трудно оценить, сколько Штефан уже пробежал, но Волчье Сердце представлялось ему теперь гораздо более глубокой долиной, чем казалось сверху. Это была, пожалуй, даже не долина, а глубокое ущелье, в которое не решился бы сунуться никто, у кого хоть немного работают мозги.
Штефан продолжал бежать, спотыкаясь, пока его бег не закончился тем, чем он и должен был рано или поздно закончиться: несколько раз сумев уклониться от неожиданно появлявшихся из темноты скалистых выступов и стволов деревьев, он в конце концов все же зацепился за какое-то дерево и упал. Перевернувшись вокруг своей оси, Штефан съехал еще немного вниз по склону на спине и заднице и, перевернувшись еще раз-другой, остановился. На этот раз ему действительно стало больно.
Поднявшись, он услышал шаги: слева от него что-то двигалось. Штефан всмотрелся в темноту. Теперь он не только слышал шаги, но и видел очертания чьей-то фигуры, двигавшейся прямо на него. Наверное, это был или Висслер, или Ребекка.
Когда он понял, что ошибся, было уже слишком поздно. Ни на Висслере, ни на Ребекке не было белой маскировочной формы. К тому же они не стали бы целиться в него из автомата.
Штефан, испуганно охнув, отшатнулся назад. Русский выпустил из автомата очередь, от которой под ногами Штефана засверкали искры и вздыбился фонтанчиками снег, а затем прекратил пальбу и, наставив свое оружие на Штефана, что-то повелительно рявкнул.
Штефан, инстинктивно подняв руки, замер, но тут же подумал, что, вероятно, это было самым неправильным из того, что он мог бы сейчас сделать: при таких обстоятельствах уж лучше получить очередь из автомата в спину, чем попасть в руки русским живым. Штефан напряженно соображал, как же ему следует поступить. Пожалуй, он еще поборется — если уж не за жизнь, то по крайней мере за более легкую смерть.
Русский медленно приближался. Он явно нервничал. Его палец был на спусковом крючке, а глаза лихорадочно зыркали по сторонам. Возможно, он боялся какого-то подвоха.
Штефан еще больше испугался, увидев, каким юным был этот парень — лет двадцати, не больше. Когда Барков «дезертировал» вместе со своим подразделением, этот солдат был еще совсем ребенком.
Осознание этого толкнуло Штефана на отчаянный поступок. Он подождал, пока солдатик не подойдет ближе, и затем, резко отклонившись в сторону, схватил ствол автомата и дернул его изо всех сил на себя. Хотя ему не удалось вырвать автомат из рук солдата, тот, едва не потеряв равновесие, сильно наклонился вперед. При этом он не только не выпустил автомат, но, наоборот, нажал на спусковой крючок. Из ствола вырвалось оранжевое пламя, и он тут же стал горячим, раскаляясь с каждым мгновением все больше.
Штефан, вскрикнув от боли, все-таки не выпустил ствол и, удерживая его мертвой хваткой, попытался отвести оружие как можно дальше от себя. Затем он, согнув ноги в коленях, рывком попытался направить автомат в лицо юноше.
Однако Штефан явно недооценил своего противника. Хотя солдат был вдвое моложе Штефана, у него была более быстрая реакция и действовал он с уверенностью натренированного бойца. Отпустив свое оружие, он левой рукой схватил противника под колено и, помогая себе другой рукой, высоко поднял Штефана, а затем с ужасной силой бросил его наземь.
От удара о землю у Штефана так перехватило дыхание, что он не смог даже и вскрикнуть. Он почувствовал в затылке тупую боль, от которой едва не потерял сознание. Перед его глазами поплыли круги, и, когда он попытался встать, у него ничего не получилось. Он увидел, что над ним нависает гигантский и грозный силуэт его противника — белый призрак, который намеревался его прикончить. «Ну вот и все», — отрешенно подумал Штефан.
Но тут — лишь краем глаза — он увидел еще одну, более темную фигуру. Этот человек беззвучно бросился к русскому, обхватил его сзади руками и одновременно саданул ему коленом по почкам. Русский юноша вскрикнул от боли, уронил оружие и опустился на колени. Висслер — а это был он — левой рукой схватил его снизу за подбородок, а правой рукой с широко растопыренными пальцами обхватил его лоб. Затем одним резким и сильным движением он крутанул голову солдата вокруг ее оси. Штефан в ужасе закрыл глаза. Он в своей жизни видел достаточно много фильмов о восточных единоборствах, чтобы понять, что означает раздавшийся сухой хруст.
