— От моего имени? — глаза Штефана широко раскрылись от удивления. — Но…
— Как показала Хальберштейн, это нападение было всего лишь предупреждением, — продолжал Дорн, ни на миг не отрывая глаз от Штефана. — Она утверждает, что нападавший потребовал, чтобы она не смела вредить вам, вашей супруге и, особенно, ребенку, а иначе он явится к ней еще раз и тогда уже отделает ее по-настоящему.
В течение нескольких секунд Штефан, у которого в голове все совершенно перепуталось, с отупевшим видом смотрел на Дорна, не зная, что и сказать.
— Ну, и что вы на это ответите, господин Мевес? — спросил Вестманн.
— Это… это чушь какая-то, — прохрипел Штефан.
У него заплетался язык, а руки снова начали дрожать. То, что он сейчас сказал, и в самом деле отражало его отношение к сложившейся ситуации: она казалась ему необычайно странной и даже нелепой. Однако оба полицейских в штатском и их коллега в униформе были явно нерасположены к тому, чтобы шутить. И тут до Штефана постепенно стало доходить, что эта ситуация может оказаться намного серьезней, чем ему изначально казалось.
— Я… я ничего об этом не знаю, — пролепетал он.
— Вы уверены? — холодно спросил Дорн.
— Я никогда не видел этого человека, — заявил Штефан. — Точнее, это не совсем так. Я видел кого-то, кто попадает под его описание, но я не уверен, что это был именно он.
— Где вы его видели? — поинтересовался Дорн.
— Сегодня в больнице, — ответил Штефан. — В приемном отделении. Он стоял у кофейного автомата, и я обратил на него внимание.
— Почему? — осведомился Дорн.
Вестманн сделал вид, что потерял интерес к разговору, и снова переключил свое внимание на письменный стол, однако на этот раз у Штефана не хватило мужества препятствовать ему. Штефан чувствовал какое-то оцепенение, а его мысли то лихорадочно роились, то замирали. Каждое произносимое им слово, прежде чем оно слетало с губ, ему приходилось мучительно выдавливать из своего сознания.
— Потому что он… был какой-то странный, — ответил он, запинаясь. — Мне даже стало немного страшно.
— Страшно?
Штефан кивнул:
— Он как-то странно посмотрел на меня. Потом я про это забыл, но теперь, после того что вы мне рассказали…
— Наверное, у него на вас есть зуб, но, так и не сумев до вас добраться, он довольствовался Хальберштейн. — Высказал предположение Вестманн, усмехнувшись.
Штефан по-прежнему игнорировал его реплики, хотя это давалось ему все труднее. Несмотря на свое замешательство и почти шоковое состояние, он осознавал, что эти двое полицейских — хорошо сработавшиеся партнеры, которые, как игроки на поле, время от времени передают друг другу мяч. Психологическая игра в «хорошего и плохого полицейского», по всей видимости, используется не только в детективных романах и фильмах.
— Согласитесь, ваши слова звучат не очень убедительно, — произнес Дорн. — Вы о чем-либо спорили с Хальберштейн?
— Спор — не совсем подходящее слово, — ответил Штефан. — Мы просто… разошлись во мнениях. Но между нами не было ссоры, если вы на это намекаете.
— Мы знаем, почему она туда приходила, — спокойно сказал Дорн. — Вы с вашей супругой две недели назад вернулись из бывшей Югославии, ведь так?
— Да, — подтвердил Штефан, — но к данному делу это не имеет никакого отношения.
— Может, и не имеет, — произнес Вестманн, не глядя на Штефана. — Кстати, нападавший довольно коряво говорил по-немецки. В бывших соцстранах можно нанять людей, которые за небольшую плату готовы сделать что угодно, не так ли?
— Послушайте меня, — сказал Штефан, все еще глядя на Дорна, но уже еле сдерживаясь. — Я клянусь вам, что не имею к этой истории абсолютно никакого отношения. И хотя я действительно пытался повлиять на Хальберштейн, чтобы…
— …чтобы она не смела вредить вам, вашей супруге и ребенку? — перебил его Вестманн.
— Да она вовсе не утверждала, что собирается забрать его у нас! — ответил Штефан.
Его голос прозвучал намного громче, чем Штефану хотелось бы, и даже ему самому в нем послышались нотки отчаяния. Штефан осознавал, что его припирают к стенке, причем так, что он чувствовал одновременно и гнев, и бессилие. Ему, конечно же, было понятно, что Вестманн и его старший коллега умело им манипулируют: он сейчас был тем самым мячом, который они передавали друг другу. Однако ситуация была какой-то уж очень странной: хотя тактика действий этих двоих была ему понятна и он интуитивно осознавал, что вполне в состоянии дать им должный отпор, на деле же именно это у него как раз и не получалось.
— Я не имею к этому нападению никакого отношения, — уверял Штефан. — Это ведь было бы с моей стороны просто глупо. Хальберштейн показалась мне вполне благоразумным человеком. Она отнюдь не вела себя враждебно и не давала повода думать, что будет вставлять нам палки в колеса. Зачем же мне было прибегать к таким методам?
— Вот об этом мы вас и спрашиваем, — пояснил Вестманн, а Дорн добавил:
— Дело в том, что нападавший знал не только ваше имя, но и имя вашей супруги, имя девочки, да и вообще кучу всяких деталей, которые он мог узнать только от вас.
— Я понятия не имею, кто он такой и откуда он все это знает, — сказал Штефан.
И вдруг у него в голове мелькнуло одно предположение.
— Подождите… возможно… возможно, что…
На лице Дорна не дрогнул ни один мускул, а вот Вестманн, оживившись, уставился на Штефана:
— Ну и?
— Я не уверен на сто процентов, — начал Штефан, — но… когда мы разговаривали в кафетерии — моя жена, мой шурин, Хальберштейн и я, — прямо за мной кто-то сидел.
— Наверное, наш таинственный друг, — насмешливо произнес Вестманн. — Тот самый, которого вы никогда до того не видели.
— Я уже сказал, что не уверен на сто процентов! — Штефан говорил довольно агрессивным тоном. — Я тогда не обратил на это внимания. У меня были более важные проблемы, неужели непонятно? Однако теперь мне кажется, что… это мог быть как раз тот парень.
— Как все у вас сходится! — воскликнул Вестманн.
Дорн по-прежнему молчал.
— Возможно, это не было случайностью, — Штефан продолжал развивать возникшую у него мысль. — Может, он меня выслеживал. Я уже сказал вам, что невольно обратил на него внимание в приемном отделении больницы. Он очень странно на меня посмотрел.
— Ну да, конечно! — с иронией заметил Вестманн. — Он пошел вслед за вами и подслушал ваш разговор.
— А почему вам это кажется невероятным? — спросил Штефан. — Кто знает, что в голове у этого чокнутого? Может, он все это время подыскивал удобный случай, чтобы как-то на мне оторваться. Он вполне мог подслушать наш разговор, а затем пойти вслед за Хальберштейн, избить ее и при этом сказать, что это я послал его.
