В глазах Уайта блеснул гнев. Это продолжалось какую-то секунду, даже долю секунды, однако гнев был такой интенсивности, что Штефан инстинктивно отшатнулся. Реакция Уайта явно не была соразмерна злой шутке Штефана. Тем не менее Штефан увидел в глазах Уайта даже не просто гнев, а смертельно опасную всепоглощающую злобу, в приступе которой человек способен убивать и калечить всех, кто встретится ему на пути.
Искры в глазах Уайта погасли так же быстро, как и вспыхнули, и он сказал:
— Вы ведь не станете делать никаких глупостей, не так ли?
Внутри Штефана… что-то произошло. Он не понимал, что именно, и не мог ничего с этим поделать. Он явственно почувствовал произошедшее изменение: ему показалось, что в его сознании вдруг сработал какой-то еще никогда не использовавшийся механизм, который уже давно был там. Удивившись этому неведомому ощущению и с нетерпением ожидая, что же последует за этим, Штефан увидел будто со стороны, как он молниеносным движением шагнул к Уайту и чуть в сторону от него, поднял руку и нажал кнопку остановки лифта так гневно и так сильно, словно пытался пробить доспехи противника кинжалом.
Эти ощущения испугали Штефана. Будучи прирожденным трусом, он никогда не помышлял о насильственных действиях — эти намерения не возникали даже в глубине его сознания.
А может, уже больше не существовало Штефана-труса? Может, он все-таки прошел через вращающуюся дверь и вернулся оттуда уже кем-то другим, еще неведомым даже самому себе. Он точно не знал, кем же он теперь был, причем, наверное, не знал по той простой причине, что ему до сего момента не хватало мужества внимательно рассмотреть себя. В глубине души он чувствовал, что обнаружит в себе то, что может напугать его до смерти. Раньше он и понятия не имел, что означает бояться самого себя. Теперь он это осознал.
— Что все это значит?! — резко спросил Штефан. — Вы мне угрожаете?
Уайт пренебрежительно скривил губы.
— Я думал, что мы оставили подобные вопросы в прошлом, Штефан.
В общем-то, так оно и было. На первый взгляд они в своих взаимоотношениях сейчас оказались в такой же ситуации, что и в ту ночь две недели назад, в белом аду Волчьего Сердца. Однако с тех пор кое-что существенно изменилось, и Штефан понял суть этого изменения лишь после сказанного Уайтом: Уайт больше не имел над ним никакой власти, хотя Штефан и сам толком не знал почему. Больше всего Штефана удивляло и ошеломляло то, что сейчас происходило внутри него абсолютно независимо от его воли. Так или иначе, он перестал бояться Уайта. Уайт, конечно, мог — и вряд ли упустит такую возможность — серьезно напакостить Штефану, если тот его вынудит к этому. Более того, он мог запросто уничтожить Штефана (в этом Штефан сомневался еще меньше, чем раньше). Но заставить Штефана бояться его Уайт уже не мог.
— Да, это верно, — ответил Штефан. — Именно поэтому я еще раз вас спрашиваю: что все это значит? Зачем вы явились сюда? Только для того, чтобы запугивать нас с Ребеккой? В этом нет необходимости.
— Потому что вы и так уже напуганы? — Уайт улыбнулся.
Он хотел смерить Штефана насмешливым взглядом, но тут до него вдруг дошло, что ситуация в корне изменилась. Уайт, по-видимому, осознал, что перед ним сейчас стоит уже совсем не тот Штефан, с каким он расстался две недели назад. Однако, как ни странно, у Штефана возникло ощущение, что подобное изменение не только не удивило Уайта, но и не вызвало в нем ни сожаления, ни испуга. Как раз наоборот, он даже как будто слегка обрадовался, словно бы наконец произошло то, чего он уже давно ждал.
«Неужели это и в самом деле так?» — напряженно размышлял Штефан. Неужели Уайт всего лишь искусно манипулировал Штефаном, чтобы добиться того, что сейчас с ним и происходит? А зачем?
Уайт с улыбкой покачал головой, поднял руку к панели с кнопками и снова привел лифт в движение.
— На этот раз вы явно ко мне несправедливы, Штефан, — сказал он. — Впрочем, я вас не упрекаю. Я на вашем месте реагировал бы точно так же. Тем не менее я приехал лишь для того, чтобы справиться о вашем самочувствии. А еще я хотел взглянуть на ребенка.
— На Еву?!
Вопросительное выражение на лице Уайта подсказало Штефану, что в том статистическом учете, который он мысленно вел, ему нужно поставить себе еще пару минусов. Его сальдо, похоже, становилось устойчиво отрицательным. Даже если он не сболтнул сейчас ничего лишнего, все равно было о чем беспокоиться: в последние несколько дней уж слишком много людей интересовались Евой.
— Вы уже дали ей имя.
Лифт остановился. Двери открылись, и Уайт отступил на полшага назад, пропуская Штефана. Увидев, что Штефан даже и не шевельнулся, он пожал плечами и первым вышел из лифта. Штефан мимоходом подумал, что кнопку нужного им этажа нажал Уайт, а не он. Стало быть, Уайт знал, в каком отделении находится Ребекка. Возможно, он даже знал номер ее палаты.
— Вы считаете, что поступили разумно?
— Что вы имеете в виду?
— Вы дали ребенку имя, — пояснил Уайт, дождавшись, когда Штефан выйдет за ним из лифта в коридор. Он без малейших подсказок со стороны Штефана пошел в нужном направлении. — Я не сообщу вам ничего нового, если скажу, что человеку обычно труднее расставаться с вещами, имеющими имя.
— С вещами? — Штефан старался говорить как можно более пренебрежительным тоном, однако чувствовал, что у него это не получается. — Мы говорим не о вещи, а о человеке, Уайт.
Американец пожал плечами.
— Разница не такая большая, как вы думаете. Вопрос здесь не только в праве собственности. Впрочем, пожалуй, я с вами соглашусь. Мне нужно было выразиться как-то иначе. Пожалуйста, извините. Ваша супруга все еще намерена оставить ребенка у себя?
— Мы собираемся удочерить Еву, — подтвердил Штефан.
Он сам удивился тому, как легко с его губ слетело слово «мы», но не стал особо раскаиваться. В конце концов, он сейчас разговаривал с Уайтом, то есть с человеком, в присутствии которого слово «правда» утрачивало изначальный смысл.
— Меня это не очень удивляет, — сказал Уайт. — Однако я надеюсь, что вы, по крайней мере, хорошо себе представляете, во что ввязываетесь.
— Что вы имеете в виду?
— Вам придется многие месяцы обивать пороги различных инстанций. А может, на это уйдут годы.
Слова Уайта прозвучали довольно искренне, но Штефан не обратил на них особого внимания: он уже не раз слышал от этого человека вроде бы искренние слова, которые на поверку оказывались лукавством.
Они подошли к палате. Уайт постучал, но не получил никакого ответа: тяжелая дверь просто поглотила стук. Штефан молча обогнул Уайта, подошел к двери и открыл ее. Заглянув внутрь, он слегка вздрогнул от неожиданности — явно не очень приятной. Ребекка была не одна: возле ее кровати стоял инспектор Дорн, а к подоконнику, сложив руки на груди, прислонился Вестманн, который тут же с угрюмым видом стал быстро переводить взгляд с Ребекки на Штефана и обратно, как будто надеялся по их мимике или жестам узнать то, что они старались скрыть. Ни Ребекка, ни полицейские абсолютно не удивились появлению Штефана. Тот в свою очередь секунду всматривался в лица полицейских, пытаясь понять, знают ли они о небольшом «голливудском» приключении, которое произошло с ним по дороге в больницу. По выражению их лиц это нельзя было определить. Штефан решил не рассказывать им о случившемся — по крайней мере пока.
