— Да, не спала, — зевнула Рена. Она поднесла ко рту полную ложку хлопьев, затем вдруг вывалила их обратно в миску. — Я не могу есть это.
— Ты все еще расстроена из-за … вчерашнего? — спросила Джулия, пережевывая пшеничную кашу.
— Конечно, — ответила ей Рена. Она совсем не хотела говорить, что ей приснился Кенни в уже трехтысячный раз. И не собиралась рассказывать, что кто-то пытался свести ее с ума, стуча в окно, пока Джулии не было.
Чип улыбнулся и дружелюбно подмигнул Рене, проходя мимо их стола. Его поднос был завален тостами до отказа.
— Доброе утро, Чип, — подчеркнуто сказало Джулия, оскорбленная тем, что он не улыбнулся и не подмигнул ей.
— Доброе утро, — пробормотал Чип, не оглядываясь.
— Ну, как погуляли ночью? — шепотом спросила Рена, радуясь, что можно сменить тему.
— О, изумительно, — ответила сарказмом Джулия, отправляя в рот очередную ложку. — Всю ночь он спрашивал только о тебе. Хочет назначить тебе свидание!
Рена смутилась:
— Правда?
— Да! Такое ощущение, что все здесь интересуются только тобой!
Горечь, прозвучавшая в голосе Джулии, заставила Рену вздрогнуть. Подруга сидела, опустив глаза вниз.
Казалось, она по-настоящему завидовала Рене и совсем не пыталась это спрятать. Но настолько ли она завидовала, чтобы мстить? Настолько ли, чтобы подсунуть в кровать лебедя? Настолько ли, чтобы испортить ее одежду? И потом барабанить ночью в окно?
«Не сходи с ума», — поругала себя Рена.
Джулия была Джулией. Она всегда была язвительной, всегда высказывала прямо все, что у нее на уме. Рена решила, что нет смысла подозревать подругу, единственную в лагере.
— Ты и не притронулась к завтраку, — заметила Джулия. — Подкрепись, а то скоро репетиция.
— Когда я на сцене, у меня на нервной почве появляются силы, — ответила Рена. Она попыталась улыбнуться, но у нее это не совсем получилось.
— Ты такая бледная, — произнесла Джулия с некоторым сочувствием, но Рена совершенно не хотела слышать о том, как плохо она выглядит.
— Спасибо за одежду, — сказала Рена вполне искренне — несмотря на то, что джинсы были слегка малы, желтая футболка была как раз. — Я рада, что ты привезла столько тряпок.
— Нет проблем! На тебе, кстати, все это смотрится даже лучше, чем на мне.
И снова в голосе Джулии явственно прозвучали и горечь, и зависть.
И снова Рена решила не реагировать. Отодвинув стул, она быстренько встала:
— Увидимся на репетиции.
Джулия посмотрела на часы, висевшие над дверью столовой:
— Еще рано. Куда ты идешь?
— Мне хочется прийти туда заранее. Я решила, что лучше первая сама расскажу Баксу о некоторых вещах, случившихся вчера.
Появилось ли на лице Джулии выражение испуга?
Или Рене это только почудилось?
Девушка нашла Бакса в театре. Он сидел на краю сцены. Жестикулируя, режиссер говорил о чем-то трем детям в первом ряду. Они отвечали за декорации. Бакс был одет в спортивный ярко-красных костюм, который делал его более, чем обычно, похожим на Санта-Клауса. Но нетерпеливая жестикуляция, сопровождаемая потоком ругательств, никак не относила его к числу весельчаков.
В руках директор лагеря держал большой листок с зарисовками и, показывая что-то ребятам, грозил кулаком. С галерки Рена могла разобрать только слова — «отвратительно» и «уродство». Подойдя ближе к сцене, она поняла, что Бакс был недоволен эскизом.
Рена проскользнула незаметно в пятый ряд и села, чтобы не быть слишком уж на виду.
— Это должно функционировать, но не должно выпирать. Вы это, наконец, понимаете? — разорялся Бакс.
Ребятишки, возможно, и не следили за ходом его мысли, но послушно кивали в ответ. Бакс разорвал пополам набросок, затем половинки превратились в четвертинки. В результате оказалось множество мелких кусочков, которые он разбросал по полу. Трое детей наблюдали все это в полном молчании, но Рена прекрасно понимала, как они расстраивались.
— У нас на сцене уже есть все необходимое, — произнес режиссер, указывая на диван, сервант и разную мебель и реквизиты. — Но набор мебели — еще не значит комната. Я хочу, чтобы публика узнала эту гостиную, узнала этот дом. И желаю, чтобы зрителям казалось, будто они уже здесь когда-то были. Ясно? Приказываю сделать наброски еще раз. Поразмышляйте, как следует, о том, что я сказал!
Он замолчал на несколько секунд, чтобы дать им подумать. Затем вскочил на ноги и помахал пюпитром, жестом указывая детям на дверь:
— Встретимся еще раз завтра утром, перед репетицией. Пожалуйста, приготовьте рисунок комнаты, а не железнодорожной станции.
Он сам рассмеялся своей шутке, а нахмуренные дизайнеры встали и направились к выходу.
«Он к ним также придирается, как и ко всем остальным», — подумала Рена.
Бакс пошел за кулисы. Рена окликнула его, но он, казалось, ее не слышал.
— Бакс! Можно вас на минуточку! — повторила она громче.
Остановившись, он посмотрел на нее неодобрительно. Было такое ощущение, что он ее не узнает.
— Сейчас, — произнес режиссер раздраженно.
Рена стояла и ждала. Бакс появился слева из-за сцены и, не посмотрев на Рену, сел в первом ряду и стал быстро что-то писать.
— Я хотела поговорить с вами, — произнесла девушка, стесняясь. — У меня… эээ… некоторые проблемы.
— Бланки, бланки… — бормотал Бакс, продолжая писать что-то очень быстро и неряшливо.
Рена увидела, что несколько человек уже вошли в театр — значит, скоро начнется репетиция.
— Кто-то пытался меня напугать… — решилась наконец Рена.
— Ах, эти бланки! Вы хоть на минутку представьте, сколько бланков должен заполнить директор лагеря, — пожаловался Бакс, не слушая и не поднимая глаз от бумаг.
Зал быстро заполнялся, дети занимали свои места. Несколько человек село на первый ряд. Рена смутилась и не знала, как поступить. Ей вовсе не хотелось, чтобы посторонние знали о ее проблемах.
— Кто-то пытался меня напугать, — повторила она быстрым шепотом. — Кто-то изрезал всю мою одежду и барабанил в мое окно прошлой ночью, и …
— Это не может подождать? У меня сейчас правда нет времени, — оборвал ее Бакс, продолжая писать.
Он явно не услышал ни единого слова.
Рена сердито повернулась и, громко топая, пошла по проходу. Она сердилась скорее на себя, чем на Бакса.
— Что случилось? У тебя печальный вид, — шедшая навстречу Джулия положила ей руку на плечо.
— Я так и знала, — в голосе Рены прозвучали слезы. — Я так и знала, что он не будет слушать!
