– А, идите на третий этаж к Розе
Ибрагимовне.
Я послушно пошла по лестнице вверх.
– Вы ко мне? – спросила женщина с
простым, открытым лицом. – Проходите, слушаю вас внимательно. В чем
проблема?
Я вздохнула. Редко встретишь такого внимательного
человека на государственной службе.
– Я разыскиваю Анну Ивановну Коломийцеву,
она работала директором школы, не подскажете случайно ее адрес?
– Простите, – вежливо осведомилась
Роза Ибрагимовна, – зачем вам эти сведения?
– У нее когда-то учился Вячеслав Славин.
Мальчик получил золотую медаль, поступил в МГУ, сделал блестящую научную
карьеру. Но, к сожалению, Вячеслав Сергеевич недавно скончался, он завещал Анне
Ивановне довольно большую сумму, но не указал ее точный адрес. Только сообщил –
Анна Ивановна Коломийцева, директор школы в Ветлуге.
Роза Ибрагимовна внимательно посмотрела на
меня:
– Вы ничего не путаете?
– Нет, а почему вы спрашиваете?
Роза Ибрагимовна с лязгом открыла допотопный
сейф и вытащила ящик, забитый карточками.
– Понимаете, в Ветлуге двенадцать школ,
но директора по фамилии Коломийцева не было здесь никогда.
– Не может быть!
– У нас люди работают на одном месте
десятилетиями, – пояснила Роза Ибрагимовна, – текучки практически
нет, мы всех ветеранов знаем и поддерживаем, ну деньги выписываем, продукты
выдаем. Поверьте, Коломийцевой никогда не было.
– Вдруг он перепутал, – растерянно
бормотала я, – может, Анна Ивановна работала завучем или просто
учительницей.
– Я сейчас посмотрю по картотеке, –
отозвалась чиновница.
Минут десять она перебирала карточки, потом
разочарованно покачала головой:
– Нет никакой Коломийцевой даже среди
уборщиц. И знаете, что еще странно?
Не ожидая ничего хорошего, я пробормотала:
– Что?
– В Ветлуге не так уж много детей,
имеющих золотые медали, – вздохнула Роза Ибрагимовна, – правила
получения этой награды строги и не учитывают специфики сельского образа жизни.
– Ветлуга – довольно большой город.
– Но люди у нас ближе к земле, –
улыбнулась Роза Ибрагимовна, – кормятся от огородов, и, как только
посевная начинается, классы пустеют. Ну да не будем спорить о всякой ерунде. К
чему я речь веду. Всех медалистов мы заносим в Почетную книгу. Вот, смотрите!
Роза Ибрагимовна встала, взяла с полки толстый
альбом, сдула с него пыль и протянула мне.
Я стала перелистывать тяжелые темно-серые
страницы. Летопись начиналась в 1951 году. Тогда золотую медаль вручили
Юшенковой Людмиле. Следом шесть лет никто престижной награды не получал. Затем,
в 1957 году сразу трое – Матюшина, Костренко и Любавина… Дальше можно было не
смотреть.
Вячеслав Сергеевич родился в 1940 году,
Ребекка сказала, что он перескочил через класс и получил аттестат в 16 лет. Но
в 1956 году никто из ветлужан особо отмечен не был.
Я в растерянности смотрела на Розу
Ибрагимовну. Та развела руками:
– Простите!
Назад я ехала в полном недоумении и, не заходя
домой, кинулась к Ребекке:
– Вячеслав Сергеевич учился в Ветлуге?
– Да.
– И медаль там дали?
– Конечно.
– Директрису, бабушку той несчастной
девочки Тони, звали Анна Ивановна Коломийцева, ты ничего не перепутала?
– Нет, – ответила Ребекка, – я
отлично помню, а почему тебя это вдруг заинтересовало?
– Вы когда-нибудь были на родине отца?
Бекки покачала головой:
– Он очень не любил вспоминать голодное
детство, а потом, деревенька, где папа вырос, давно уничтожена. На этом месте
сделали водохранилище, родных у него не осталось…
Я рухнула в кресло и затрясла головой.
– Да в чем дело? – недоумевала
Бекки.
– Скажи, вы завещание читали?
– Чье?
– Да Славина же.
– Конечно, нет пока, – удивилась
Ребекка, – только, думаю, там ничего особенного… Папа небось обеспечил
всех: Нору, Тамару, Свету и нас.
– Аня ничего не получает?
Ребекка помолчала:
– Наверное, нет, в завещании скорей всего
указаны только дети и законные жены, вернее, только Нора и Тамара. Оля и Женя
не будут упомянуты, ну да и понятно. Обеих давным-давно нет в России. Аню отец
обеспечил иным образом.
– Каким?
– Он помог ей написать и защитить
докторскую диссертацию и устроил преподавать пятилетний курс «Экономика России»
в один из университетов Калифорнии.
Бекки глянула на будильник:
– Примерно через три часа наша Анюта
совершит посадку в США.
– Как? – изумилась я.
– Просто, – объяснила
Ребекка, – улетела сегодня рано утром, обещала не забывать, звонить и
писать. Нюта девушка бойкая, по-английски лопочет свободно, языкового барьера
никакого. Кстати, и преподаватель она неплохой. Говорят, студенты ее любят.
Надеюсь, найдет за океаном счастье.
– Сколько же ей лет?
Бекки хмыкнула:
– О, это тайна, покрытая мраком. Никто
правды не знает, по-моему, и папа не в курсе был, я ее знаю десять лет, и она
сначала, в начале 90-х, говорила, что ей тридцать, году этак в 95-м, мы
достаточно шумно отмечали ее тридцатипятилетие. Представь теперь мое удивление,
когда в 96-м на торте оказались две гигантские цифры из крема – 34. А в 96-м
стало еще меньше, всего 33. Очевидно, возраст Христа показался Нюте самым
привлекательным, потому что теперь она всем говорит, будто ей тридцать три
года. До смешного дошло. Во время защиты диссертации зачитывается вслух анкета
соискателя, ну там родился, женился, учился… Обычно члены ученого совета и
гости просто мирно спят, впрочем, кое-кто не просыпается и на самой защите. Так
вот, когда представляли Анькину работу, то про дату рождения ни слова не
сказали. Прямо цирк! Но, честно говоря, я думаю, ей за сорок, даже сорок пять.
– А кому, интересно, достанется
дом, – пробормотала я.
