Еще ее поразил тот факт, что «смотрящий»,
мужик с нехорошим, злым лицом, втолковывал ей:
– Ты уедешь, а он тут останется, не трави
парню душу. Чистая она у него, прямо мученик христианский, все заработанные
деньги жене убитого отправляет.
Зоя уехала в Москву и написала Ботанику.
Неожиданно он ответил, завязалась переписка. Коростелева стала посылать
передачи, потом приехала на свидание. Закончилось это свадьбой, на которой
гуляла вся колония.
Освободившись, Витя перебрался в Москву, и Зоя
прописала его в своей квартире. Сразу навалились проблемы, и основная – с
трудоустройством. Кадровики в школах с распростертыми объятиями встречали
молодого мужчину с двумя высшими образованиями и моментально менялись в лице,
узнав, в каком месте будущий учитель получил дипломы. Полгода Витя пытался
устроиться, но его не брали нигде. Но потом к Зое на прием пришла женщина,
оказавшаяся сотрудником Министерства образования, и Виктор наконец получил
место в кулинарном училище, правда, с крохотной зарплатой. Но жизнь наладилась,
и какое-то время Зоя была безоблачно счастлива. Потом на семейный горизонт
набежали тучи, и год тому назад супруги расстались.
– Почему? – бестактно поинтересовалась
я.
Зоя Родионовна печально усмехнулась:
– Не сошлись характерами. Лучше не
сказать. Понимаете, Витя – очень спокойный, даже апатичный; я – быстрая. Он –
тихий, я – шумная. В выходные муж укладывался на диване с книгой – и все, его
нет. Спрашиваешь о чем-нибудь, молчит. Я ему: «Витя, Витя…» Он наконец глаза
оторвет от страницы: «Ты меня зовешь, заинька?» Сначала меня это умиляло. Потом
стало раздражать. Еще он абсолютно доволен своей судьбой. Провел уроки, и все,
в шестнадцать часов уже дома и снова на диванчик с какой-нибудь историей.
Читает преспокойненько. Я с работы принесусь, язык на плече, а он так ласково
из гостиной: «Заинька, мы есть будем? Очень проголодался!»
И чего, спрашивается, меня ждал? Мог бы и
супчик приготовить, я-то больше занята. И потом… Знаете, времена тяжелые, все
где-то подрабатывают… Я, например, в трех местах кручусь, чтобы на отдых
насобирать. А Витя! Получал около тысячи рублей, и все. Хотя репутация у него
была отличная, про то, что он бывший уголовник, все давным-давно забыли, мог
репетиторством заниматься, хорошо оплачиваемый труд. Но нет, предпочитал сидеть
на моей шее…
– Вы разделили квартиру?
– Нет, – ответила Зоя. – Витя
очень порядочный человек, просто до болезненности. Жилплощадь ведь была моей до
брака, и муж просто ушел.
– Куда?
– Он снял комнату в Подмосковье, в
Гнилове, это близко, возле Митина. Улица Октябрьская, дом девять, хозяйку зовут
Галина, вернее, баба Галя, она очень пожилая.
– Где Славин сейчас работает?
– А все там же, в кулинарном училище на
Обнинской.
Она замолчала, потом неожиданно с жаром
произнесла:
– Вы делаете большую ошибку.
Я вздернула брови:
– Да? И какую?
– Витя не способен на преступление.
Я хмыкнула.
– Та давняя история – случайность, –
настаивала Зоя. – Поверьте, я хорошо знаю мужа, он не мог никого убить, он
слишком мягкий, податливый, бесхарактерный, если хотите. Кто-то попросит, а
Виктор бежит и делает.
Я тяжело вздохнула. Интересно, кто попросил
его расстрелять Вячеслава Сергеевича Славина? Или сам догадался?
Глава 24
На Киевском рынке я затарилась под завязку.
Натолкала в сумку столько всего, что, когда вышла в Переделкине, хлипкие ручки
не выдержали и оборвались.
Торба шлепнулась на грязный асфальт, и сочные
нектарины вперемешку с черешней покатились в разные стороны.
Отчаянно чертыхаясь, я собрала фрукты и
осмотрелась. Делать нечего, придется брать левака. Но небольшая площадь, где
всегда толкутся шоферы в ожидании заработка, была пуста. Мне, как всегда,
везло. Только в тени раскидистого дерева уютно устроилась крохотная машина
«Ока». Подойдя поближе, я заметила на заднем стекле кучу знаков: «Осторожно, за
рулем инвалид», потом изображение чайника, пускающего пар, небольшой плакатик
со словами «Еду, как умею» и огромную надпись, буквально через все стекло:
«Аккуратно, шофер – слепой».
В полном изумлении я уставилась на последнее
сообщение. Как это слепой? Тут дверцы «Оки» распахнулись, и на свет божий
выглянули два старика. Один, в круглых бифокальных очках, сидевший на
водительском месте, зычно крикнул:
– Эй, детка, такси ищешь?
– Тебе куда, внучка? – гаркнул
второй.
– В Алябьево, – робко проблеяла я.
– Двадцать рублей, – сообщил
шофер, – лезь скорей, никого, кроме нас, не будет. Молодежь от жары
попряталась.
Прижимая к груди сумку, я подошла к «Оке»
вплотную. С близкого расстояния старички выглядели еще хуже: древние, как
египетские мумии.
– Давай, залазь! – орал тот, что
сидел на пассажирском месте.
– Пашка, не визжи, – гаркнул
шофер, – она молодая, хорошо слышит!
– Ой, прости, – почти нормальным
голосом ответил первый, – сам-то я туговат на ухо, вот и громыхаю. Садись,
внучка.
– Ты, Пашка, видать, совсем от жары умом
тронулся, – заголосил водитель, – чтобы ей сесть, ты должен вылезти и
девку впустить, у нас только две двери!
– Твоя правда, – вздохнул туговатый
на ухо дедушка и начал выкарабкиваться наружу.
Я с опаской смотрела, как он выбирается из
«Оки». Наконец процесс завершился.
– Гришка, – заорал дедок, становясь
на ноги, – откидывай сиденье; полезай, девка!
Понимая, что опять стала жертвой
обстоятельств, я покорно принялась ввинчиваться в салон «Оки», сравнимый по
размерам со спичечным коробком. По-хорошему, надо было отказаться от услуг
«таксистов» и, прижимая к груди тяжелую сумку, отправиться пешком. Но язык не
повернулся сообщить об этом решении дедулькам. Они уже приложили столько
усилий, чтобы заполучить вожделенного клиента.
Внутри крохотного автомобильчика стояла
удушающая жара и крепко пахло смесью пота и дешевого курева. Очевидно, старички
не слишком утомляли себя банными процедурами.
– Устроилась? – завопил Павел.
– Да, – пискнула я.
