– Э-э... что это мы? – спросил он неверящим
голосом. – Похоже, опять несколько отвлеклись в сторону?
Младший облизал разбитые в кровь губы, толстые как жареные
ляжки кабана на блюде, вздрогнул, когти на пальцах стыдливо укоротились до
ногтей. Правда, толстых и крепких с виду как спины галапагосских черепах.
– Да, – ответил он несколько колеблющимся
голосом. – Мы ведь в поисках истины... А в поисках истины человеку свойственно
ушибаться... Уф... Иногда очень сильно...
– Как хорошо, что с нами... уф-уф... этого... не
случается...
– Да-да, – подтвердил младший с
облегчением, – мы ж из старой школы строгой логики... А в логике умелые
логические построения, слово за слово, всегда приводят к истине.... Пусть даже
весьма тернистой...
Старший скромно улыбнулся, в его руках уже оказалось куриное
крылышко, и он его деликатно обкусывал по краям, оттопырив мизинцы и
демонстрируя безукоризненные манеры. Возраст, а с ним и явная толстокожесть в
поисках истины сказались в том, что пальцы не дрожали, а смаковал умело
зажаренное крыло с явным удовольствием.
Глава 6
Мои глаза упрямо поворачивались влево. Чтобы не окосеть
окончательно, я наконец развернулся, бросил взгляд на дальний столик, где
сидели двое женщин. Молодых, красивых, с развитыми фигурами. Одеждой им служило
нечто очень похожее на доспехи хоккеистов, одетые на голое очень женственное
тело.
Бородач Витим гыгыкнул, я с неудовольствием повернулся. Его
черные глаза насмешливо щурились:
– Ну, как, герой?.. Птицы твоей стаи.
– Герои стаями не ходят, – ответил я с
достоинством. – Они... тоже здесь... э-э... оттягиваются?
Он задумался, покатые плечи сдвинулись с неспешностью
движения звезд.
– Пока непонятно. То ли в самом деле, то ли поглазеть
на здешних... Здесь у нас разные! Даже очень разные. Не все ворье, не все...
Колдуны, маги и принцы косяками ходят. Но сам Творец не различит, кто из них
кто.
Большеног грубо пробасил:
– Да и не всегда пришедший принцем уходит... энтим же
принцем.
– Как это? – спросил я невольно.
– Да так... Смотришь, явились разбойники, пьют ну
совсем как славяне... ну, понятно, как пьют!.. А после пьянки расходятся либо
совсем трезвыми магами, либо принцами. А то и вовсе черт-те чем. Как и эти
женщины...
Он внезапно умолк, голова его втянулась в плечи, а спина
чуть сгорбилась. Первый пил тоже молча, Я повернулся, взглянул на женщин. Мне
почудилось или нет, но на кратчайший миг сквозь облик одной из них словно бы
проглянул мужчина со злым лицом и глубоко запавшими глазами. Видение тут же
исчезло, женщина зазывно смеялась, показывая белые мелкие зубки и алый зовущий
рот. Ее доспехи, не крупнее моего кулака, неведомыми путями держались на сочном
нежном теле, скрепленные тонкими ремешками из сыромятной кожи, что только
подчеркивало шелковистость кожи и ее уязвимость.
Я зябко повел плечами, начиная чувствовать, что в этой
атмосфере безудержной пьянки, веселья, песен, ора идет и своя тайная жизнь, а
жаркий воздух пропитан не только зовущим запахом жареного мяса и печеной рыбы,
но и магией, у пола струятся потоки черной злобы и коварства, под невидимыми в
клубах пара и дыма балками плавают возвышенные мечты суфиев, иногда по корчме
проносится энергетический заряд вспыхнувшего спора,
Слегка насытившись, я уже начал ощущать некое шевеление не
только внизу, но и в голове, крови теперь хватает на все с избытком, даже
думать можно, довольно взрыгнул, поинтересовался:
– Слышь ты, лохматый... Как вообще-то я сюда попал?
Бородатый посмотрел искоса, он беседовал с другим, тоже бородатым,
но степенным, пожившим, неспешным и благодушным, как бывает благодушен человек,
много повидавший, разочарованный в человечестве, но не в отдельных людях.
– Вообще-то меня зовут Большая Чаша, – напомнил
он. – Если хочешь поссориться, только скажи. Даже мигни. Сразу получишь в
лоб так, что твои эльфячьи ухи отпадут.
Я пощупал уши, вроде бы все те же, ответил мирно:
– Да нет, я не хочу ссориться. Я варвар среди тех, кто
встречал у ворот города, но среди этого... гм... люда, я беленькая овечка. И
пушистая. А логик из меня, как вижу, вовсе ни в дугу, ни в феодальную армию.
Просто мне в самом деле хочется знать...
Его панцерный собеседник, похожий не то на кистеперую рыбу,
не то на динозавра, сказал мирным ангельским голосочком:
– Витим, ты ж видишь, ему хочется знать! Уже почти
человек. Скажи ему. Он же сюда пришел, а не в замок.
– В замок еще пойду, – предупредил я. – Я им
дал время, так сказать, ковры постелить. Да и показалось, что в корчме всегда
больше знают, что на свете творится.
Они переглянулись, я уловил на их лицах сдержанное
одобрение. Бородач, который Большая Чаша, сказал, морщась:
– Всегда найдется какой-нибудь дурак или любопытный,
что играет с запрещенными заклинаниями. Ну и откроет ворота в другой мир,
другие измерения... Но есть и колдуны, что нарочито вытягивают определенных
людей из вашей эпохи.
– Каких людей?
– Определенных, – повторил Витим со странной
ноткой в голосе, которую я не смог сразу понять. – Сперва косяком шли
ветераны корейской войны. Американцы, естественно. Потом хлынули герои
вьетнамской войны. Ну, тем самые, которым после войны делать стало нечего. Как
водится, разочарованные во всем, зато умеющие владеть всеми видами оружия,
обученные выживанию... Ну, понятно. Потом что-то произошло в другом месте, как саранча
хлынули так называемые «афганцы». Наконец появились и совсем новые, прямо с
чеченской...
Я обвел мутным взором стол, оба жрут что-то вяло,
интеллигентность не позволяет хапать как все люди, поинтересовался грозно:
– А зачем нас вызывают?
Большая Чаша удивился:
– Конечно же, для свершения подвигов!
– Каких?
– Героических, естественно. Которых здесь никто и
никогда... Судьбы трех миров повиснут на лезвии твоего меча! А также
королевств, царств, империй, Добра и Зла, А то и всей вселенной. Надо будет, естественно,
пройти через земли, где уже царствует Зло, потом через земли, где оно давно
царствует, а потом что-то добыть и вынести из земель, где Зло вовсе родилось, и
где каждый камешек – зло.
Он почесал в затылке. Большеног, у которого лба вовсе не
видать, а красные вывернутые ноздри на полморды, пробормотал:
– В старых записях говорится о герое, который гораздо
раньше этих... корейцев, вьетнамцев, афганцев. Он и протоптал сюда дорогу!..
Отважный был мерзавец.
– Это знаменитый Сухов? – спросил почтительно бородач. –
Тьфу, Гусев?
Большеног жутко раздвинул пасть в улыбке, не приведи небо
увидеть как это чудовище смеется, так улыбаются давним и не совсем приличным
воспоминаниям:
