А разве я не такой, пронеслась горькая мысль. Переулок
заставлен сверкающими иномарками. Не протиснуться. Эти черные скупили все
квартиры в доме, сломали стены, чтобы каждому квартиру из десятка комнат с
тремя клозетами, каждый вечер подъезжают к моему подъезду на автомобилях,
больше похожих на подводные лодки. Оттуда выпархивают длинноногие красотки,
юные и сочные, уже разогретые, готовые, жаркие...
Ветер пронизывал до костей. По серому заплеванному тротуару
пронеслась стайка грязных оберток от мороженого, конфет, попытались зацепиться
за ямки и трещины, но там полно жестяных крышек от пива. Бумажки потащило
дальше, брезгливо обогнув перевернутую урну для мусора.
На квадратных часах на столбе половина девятого, если
правильно рассмотрел стрелки под разбитым стеклом, темным и загаженным мухами,
летучими мышами-мутантами и черт знает какой нечистью, что летает по ночам в
этом пробензиненном городе.
Я съежился, чувствуя желание поднять несуществующий
воротник. Уже поздняя осень, а у меня, как у большинства, одежда только зимняя
и летняя, а межсезонье стараюсь проскользнуть половину в летнем, затягивая как
могу, а половину уже в зимнем, делая вид на улице, что прибыл из Норильска, где
зима давно в разгаре...
Впереди раздался негодующий крик. Трое подростков ухватили
женщину, прижали к забору. Один деловито задирал ей платье, второй с довольным гоготом
ухватил ее за грудь, третий неспешно расстегивал пояс на джинсах.
– Мерзавцы! – кричала женщина. – Подонки!
Парни гоготали, один посоветовал деловито:
– Мадам, Час Норис в этих случаях рекомендует
расслабиться и постараться получить удовольствие.
– Мерзавцы!
На меня никто не обратил внимания, я вроде бы двигался мимо,
а крутые парни хватали женщин и насиловали прямо на центральных улицах.
Разобщенный и униженный народ боялся поднять глаза, все торопливо мимо, и я как
все...
– А ну оставьте ее!
Голос мой был злой, я сам удивился, но мое тело уже шагнуло
в их сторону. На меня в недоумении оглянулись все трое. Даже женщина перестала
кричать, а только всхлипывала и смотрела большими испуганными глазами.
Один из тройки, в черной куртке и голыми руками, весь в
наклейках, нашлепках, змейках, с серьгой в носу, сказал гнусаво:
– Ты что, мужик?.. Смерти захотел?
А второй ухмыльнулся, в его руке щелкнуло, блеснул нож.
Глаза без злобы, но с интересом смотрели в мое лицо. Я сжал зубы и пошел на
него. Потеря работы, вечное унижение, да поди они все пропадом...
Красная пелена застлала глаза. Я ударил, кулак угодил в
твердое. Самому стало больно, ударил еще и еще, неумело, но в ярости, слышал
крики, потом меня ухватили за плечо, женский голос закричал в самое ухо:
– Хватит!.. Хватит!.. Опомнись, герой!
Я тряхнул головой, меня всего трясло, я ж никогда не дрался,
даже в детском садике избегал, а тут зубы стучат, не могу остановиться, все во
мне двигается, весь в огне, а вдоль улицы мелькают трое теней, все шатаются,
один прыгает на одной ноге, второй хромает, за всеми тремя по асфальту блестят
темные полоски.
Женщина тряхнула меня сильнее:
– Да опомнись же! Они ж вовсе не хотели драться. Это
мразь, все на испуг... ты их чуть не убил!
Мои зубы лязгали так, что едва не откусил язык:
– Ж-ж-жаль...
– Что?
– Что не убил...
Ее лицо было бледное и встревоженное. Круглые глаза
всматривались в меня, на миг стало не по себе, у женщины в каждом глазу по два
зрачка, и все четыре даже при этом скудном свете не расширились, остались крохотными
как следы от булавочных уколов.
– Вот ты каков, – сказала она уже
спокойнее. – Ты... не совсем из этого мира.
– Ты тоже, – огрызнулся я.
Она насторожилась:
– Почему так думаешь?
– Современная бы в самом деле расслабилась, ну и...
По ее губам скользнула слабая улыбка:
– Я в самом деле... скажем, провинциалка. Нравы вашего
мира... гм... для меня слишком нервные. Но и ты, как зрю, не совсем из этого
мира.
– Да, – согласился я. – Не совсем. Но тут уж
ничего не поделаешь.
– Разве? – спросила она загадочно. – Ты помог
мне, а я в благодарность могу... если хочешь, конечно, отправить тебя в мир,
который тебе больше понравится.
Что ж, и в провинции мог найтись воротила, из бывших
обкомовских работников, что купил с десяток дворцов на Сейшельских островах или
на Багамах. Здесь его дочка вышла неосторожно погулять, я ей помог, вот он на
недельку бы меня в благодарность... Не задумываясь, я сказал почти весело:
– Хочу!.. Но что для этого надо?
Она произнесла совсем тихо:
– Да ничего... кроме твоего желания. А оно есть, зрю...
С ясного ночного неба ударил гром. Ослепляюще блеснула
молния. Я закрыл глаза, но и перед опущенными веками как на фотопленке остались
эти крыши с изломанными водосточными трубами, фонарный столб с тусклыми часами,
мальчишка под аркой с застывшей у самых губ баночкой пива...
Глава 2
В пятки снизу лягнуло. Колени слегка подогнулись, словно я
спрыгнул со ступеньки. Разгибаясь, я инстинктивно прикрылся рукой от яркого
солнца. Во все стороны распахнулся зеленый простор широкой лесной поляны. Я
стоял как дурак по колено в цветах, поляну окружают толстые деревья, за ними
виднеются еще и еще. Воздух странно свеж и чист, словно здесь только что прошел
теплый летний дождь.
Я в лесу был всего дважды в жизни, друзья-идиоты затащили на
так называемую вылазку в подмосковный лес. Никогда не забуду чувства
дискомфорта в диком месте, где под ногами вместо привычного асфальта
прогибающееся месиво из прошлогодних перепрелых листьев, по стволам деревьев
ползает всякая дрянь, скребя лапами, на каждом листке пресмыкается что-то голое
и противное, а то и вовсе отвратительно мохнатое.
Но этот лес странно прекрасен и чист, словно его успели
подготовить к визиту президента. Стволы толстые, с чистой словно вылепленной
руками скульптора рельефной корой, ветви высоко, красиво изогнутые. Листья
успокаивающе шевелятся под движением теплого воздуха от земли, а сами земля
сухая и твердая. По ней чуть двигаются взад-вперед яркие ажурные пятна
солнечных лучей.
На дальний край поляны падает широкий столб солнечного
света, и в середине этого сверкающего луча переступает с ноги на ногу...
огромный белый конь!
Внезапно всполошено закричали птицы. Я уже слышал их
некоторое время, но, слишком потрясенный, не обращал внимания на вопли, только
краешком сознания отмечал, что здесь еще и пернатые, но сейчас по телу
пробежала дрожь, я напрягся, ибо это не просто птичий гам, а крики на что-то
или кого-то, что ломится через кусты, чересчур огромное, чтобы напасть и
заклевать...
