Ворон часто улетал вперед, возвращался не то, что
отяжелевший, но какой-то благодушный, а если не успевал потереть о ветку свой
носорожий рог, который у него служит клювом, я замечал на блестящей поверхности
остатки слизи.
Потом мы встретили целый отряд павших, даже волк рыкнул в
сторону ворона. Погибли мужики вроде бы совсем недавно, кровь едва-едва успела
свернуться, но на молодых безусых лица страшно и грубо пламенели пустые глазные
впадины. Кто выдолбил так умело, я спрашиваться не стал.
– Какая злая сила их скосила? – пробормотал
я. – Враг силен...
Ворон нахохлился, слишком сытый, чтобы вступать в дискуссии,
а волк несся рядом с конем красивыми ровными прыжками, рыкнул, не поворачивая
головы:
– Ты великий мудрец!
– Я? – спросил я несколько озадаченно, но
польщено. – Это конечно, да... несомненно, но ты... откуда ты решил?
Волк явно хотел унестись вперед, но пересилил себя, буркнул:
– Да сразу так определил...
– Что?
– Что скосила злая сила. Наверное, если бы побила
добрая, то лежали бы иначе? С перекошенными рылами, оскаленными зубами,
вытаращенными в смертельном ужасе глазами...
Я открыл и закрыл рот. Для меня было само собой разумеющимся,
что положительные герои и все те, кто на их стороне, мрут красиво и с
возвышенными словами, а злодеи – гадко и в отвратительных корчах, застывая с
выпученными как у жаб глазами.
Павшие лежали в героических позах, сжимая обломки копий и
мечей. Лиц уже не различал, далеко, но железные доспехи блестели под лунным
светом тускло и торжественно, посеченные, залитые кровью, но очень странно, что
победитель не подобрал мечи, ножи, топоры, не снял с павших доспехи – пусть
поврежденное, но годные в починку, а если и не в починку, то на перековку в
нужную в хозяйстве вещь...
Какую, мелькнула мысль. На подковы? Но я пока что не видел
ни одного селения, где пахали бы землю, сеяли хлеб, убирали сено, пасли стада,
чтобы девочка гнала длинной хворостиной на пруд стадо гусей, а те гоготали и
норовили свернуть на тропку к лесному озеру.
– Вон там! – рыкнул волк, и мои смутные мысли
смахнуло как клочья сырого тумана свежим ветром. Волк ускорил прыжки, потом,
опомнившись, так же внезапно перешел на шаг и остановился вовсе. Я натянул
поводья, едва не разодрав единорожью пасть.
Каменистая равнина в двух верстах впереди с размаха
расшибалась об отвесную гору, перегородившую мир. Массивная серая плита,
поставленная стоймя, вершиной царапала облака, а вправо и влево уходила за горизонт.
Стену испещрили темные и багровые прожилки, отчего казалось, что по ней
непрестанно стекает кровь гигантского животного.
По голове меня шарахнуло жесткими перьями. Твердые когтистые
мослы отпихнулись с такой силой, словно это пернатое прыгнуло до облаков, не
раскрывая крыльев, Меня вдавило в седло, единорог зло фыркнул. Волк сел
по-собачьи, вскинул морду к луне. Черные ноздри часто раздувались, внутри
блестело влажным.
– Пахнет жильем, – сообщил он наконец. –
Много жилья!..
В неподвижном чистом воздухе поблескивало, словно лунный
свет отражался на крылышках эльфов, есть же среди них и совсем мелкие породы,
как бывают, к примеру, муравьи крупные и муравьи совсем мелкие. Мои ноздри
наконец начали улавливать чужой тревожащий запах, но тут в ночи захлопали
крылья, мелькнула темная тень.
Я напрягся, но ворон углядел вблизи торчащий как чертов
палец камень, рухнул, я слышал жутковатый скрип когтей, словно ножом поскребли
по сковороде, крылья хлопнули пару раз, в мою сторону обратился красный как
вишня глаз.
– Там вход!..
Волк рыкнул ревниво:
– Это знаем. Чуть левее, если взять от этого камня.
Ворон отдышался, прокаркал хрипло:
– Но я заглядывал вовнутрь!
– И как далеко? – поинтересовался волк.
– Достаточно!
Волк прорычал насмешливо:
– Понятно... Мой лорд, если мы что-то хотим узнать в
самом деле, надо ехать. А это, которое в перьях, пусть пока отдыхает. Такое
пузо таскать!
Копыта стучали звонко, но теперь мне слышался лязг мечей,
стук костяных рогов, удары боевых топоров по щитам и шлемам, а холодный воздух ночи
холодил кровь и обращал ее в мелкие стучащие кристаллики льда.
Стена разрасталась, заняла половину неба. Затем звезды
исчезли, мы почти уперлись в залитую мертвенным лунным светом гору, срезанную с
этой стороны как гигантским мечом.
В холодном воздухе плыли струи теплого воздуха. Я ощутил
запах теплых тел, свалявшейся шерсти, испражнений, из чего понял с еще большим
холодком, что пещера ведет в глубины настолько дальние, что оттуда чудища даже
не выбегают из присущей каждому зверю чистоплотности.
Захлопали крылья, сверху злорадно каркнуло:
– А я первый заметил!.. Я первый!
Волк прорычал:
– Я тоже чую... уже давно. Там левее должна была
большая нора. Или даже вход в пещеру. Я проведу тебя, мой лорд!
Хриплый голос заорал:
– Нет я поведу! Я первый заметил!
– А я первым нашел!
Под моими коленями начало подрагивать. Я не знал, то ли
единорог начинает трястись, то ли с моими ногами что-то не так, но лучше бы с
этой рогатой лошадью, герою не пристало выказывать даже сомнение в полной и
абсолютной.
Мы ехали вдоль стены, что вырастала из земли под прямым
углом, а то и под точкой кипения, я пугливо задирал голову, если оттуда
сорвется глыба, да еще с самой вершины, а тут еще это услужливое пернатое
распорхалось, то мои роскошные волосы героя точно испортит...
– Вот оно!
Два голоса, рык и карк, слились в одно, даже единорог что-то
хрюкнул, попрядал ушами, словно пчела в хореографическом танце, сообщающая о
запасах меда.
Я осторожно пустил коня вдоль каменной плиты, упершейся в
небо. Вся вздыбленная стена залита неживым светом упырей, а впереди зияет
сплошная чернота то ли провала, то ли входа. Конь вздрагивал, все-таки это его
трясет, я сцепил зубы и заставил Рогача приблизиться к черноте.
Из глубины выкатывались волны теплого нечистого воздуха. По
моей спине бегали мурашки. Тот зверь, который внутри нас, предупреждал меня,
что в глубине пещер находится зверь намного крупнее, опаснее.
Над страшным черным входом грубо и страшно темнели
рунические знаки. Если не русские или китайские, то, понятно, рунические.
Помня, что в этом мире я свой, я напряг зрение, через пару мгновений начал
улавливать смысл. Сперва почудилось, что там обязательно будет «Забудь надежду,
всяк входящий», но в мозгу отпечатались два странных слова «Дэн...эн ...кипер»,
которые смутно показались знакомыми, и в то же время холодок страха пробежал по
спине, проник во внутренности и залег там тяжелой глыбой льда.
