Он некоторое время выдерживал взгляд, потом отвернул голову,
опустил, а вместо мощного рыка из пасти вырвался щенячий скулеж:
– Нет, я же волк, а не барсук или какое-нибудь
пернатое... Но даже оно молчит. Так не хочется расставаться! Так бы и нестись
по степям и лесам, горам и долам, чтобы земля мелькала под лапами, встречный
ветер, новые запахи, новые луга и озера, новые схватки, когда клык за клык,
хвост за хвост...
Я спросил тупо:
– Но этот же... Властелин подземелий! Как он мог быть с
такой рожей героем?
Волк спросил подозрительно:
– А ты что, расист? Или хуже того – видист?.. Сейчас
даже женщин не внешность не смотрят, а смотрят... гм...
– На сокровища! – каркнуло с дерева. – На
сокровища!
– На сокровища, – сказал волк с явным
облегчением. – Что значит, зрят в корень. Если корень тьфу, то и внешность
не поможет, а если злата целая пещера, то любая...
Что любая, я не спорил. Вон та в моем мире, которая, выйдя
замуж за принца, стала принцессой, а потом, отсудив у мужа деньжат, сокровищ и
титул, вышла замуж... или почти вышла за того, у которого сокровищ было еще
больше, хоть тот и не был принцем. В моем мире это так привычно, что никто и не
подумал, что она должна бы выйти замуж за того офицера или конюха, с которыми
спала. А другая из ставших известной благодаря мужу-президенту великой страны,
после его гибели вышла замуж за самого богатого человека на свете, пусть
дряхлого старца и урода, зато у него одних кораблей было больше, чем у Франции
и Германии вместе взятых... Это только в кино королевы идут под венец с бравыми
рыцарями, да еще незнатными, а в жизни ищут еще королевистее.
Похоже, подумал я горько, скоро и в кино перестанут.
С другой стороны, подумалось вяло в сытой голове, сидеть над
златом – не по мне. То, что рожа перекосится, и весь перемутируюсь в такое вот
чудовище – это плевать, критерии красоты давно размыты, женщинам теперь все
равно какого цвета кожа, рожа, какой с виду и какой внутри, а нам, мужчинам,
тем более. Одни красятся и ресницы наставляют, другие качают железо, а таким вот
зеленым властелином подземелий выйти на пляж – полный отпад! Но за золото надо
хотя бы удовольствие... Ладно, раздать бедным – в этом тоже можно найти
какой-то странный балдеж.
Ворон неожадннно каркнул над ухом:
– Да скажи ему, скажи!
Я отшатнулся, мудрые мысли выпорхнули как дурные бабочки,
что и летать ровно не умеют. Волк посмотрел на меня, заколебался, рыкнул:
– Сам говори.
– Из тебя оно само лезет! – каркнул ворон
язвительно.
– Ты заметил первый, – ответил волк с
достоинством. – Теперь и честь дадена первому.
Я поморщился:
– Вы о чем?
Ворон слетел на траву, прошелся важно, растопырив крылья,
клювом пощелкивал, глаза как у птицы Рух, походка импетатрская. Кашлянул пару
раз, сказал важно и значительно:
– Конечно, первым заметил я... И чтоб вы вообще без
меня делали? Но тащил-то этот мохнатый! Не стану же я, мудрец черную работу
делать? Благородный лорд, если ты разуешь зенки да оглянешься, хоть тебе с
твоим животом сейчас и дышать тяжко...
За моей спиной в двух шагах прямо на земле лежал в искусно
украшенных ножнах исполинский меч. Видно было как его протащили через кусты,
остался след, словно прошлись плугом. Крестообразная рукоять смотрела на мир
гордо и вызывающе.
С колотящимся сердцем я вскочил на ноги. Руки сами
потянулись к чудесному мечу:
– Что за чудо?
– Меч властелина подземелий, – сказал ворон
гордо. – Золото золотом, но не мало ли это для мужчины? Вот я отыскал и
выволок... волк малость помог.
Меч был тяжел, я бережно потащил из ножен, синеватая сталь
загадочно мерцала, по широкому как лицо будущего короля лезвию бегали искорки,
прятались в глубинах, выскакивали и выстраивались в загадочные, быстро
исчезающие узоры.
Волк рыкнул с благовеянием:
– Меч героя!
– Особый трехручный меч, – объяснил ворон
торжественно. – Не всякому это! Ох, не всякому...
– Спасибо, друзья, – прошептал я
растроганно. – А вы еще о какой-то полуголой бабе... Их хоть пруд пруди, а
вот меч... да еще такой!
Потом мы неслись обратно: я в седле, спина волка изредка
мелькала в высокой траве, а ворон устроился за моей спиной на седельной мешке.
Перья скребли поясницу, но я больше чувствовал как встречный ветер пытается
выдрать мои длинные волосы.
Трухручный меч красиво и надменно смотрел из-за плеча.
Багровое солнце медленно опускалось за темный край земли, и оранжевая шишка
рукояти блестела как кровавый глаз Балора. Ворон начал бурчать насчет ночлега,
как все пернатые не хрена не зрит даже в сумерках, но волк на бегу нюхал
воздух, даже подрыгивал и ловил струю воздуха повыше, уверял, что уже близко.
Наконец на далеком багровом небосводе начали подниматься как
заостренные наконечники копий остроконечные крыши, даже зловеще краснели,
словно их только что вытащили из груды пылающих углей.
– Город! – воскликнул волк. – Я ж говорил!..
А это пернатое: заночуем в поле, заночуем в поле... Тоже мне мышь-полевка.
– Молчи, серость, – буркнул ворон сонно. –
Тьфу, вовсе черность. Мы, варвары, пр-р-резираем уют сцивилизации. Мы, суровые
и гордые варвары, бдим и спим во чисто поле...
Он прижался к моей спине комом жестких перьев, скребся, умащиваясь.
Я чувствовал горячее тельце, у ворон сорок два как раз нормальная температура,
а у воронов и того выше, потому им надо больше есть и больше спать, а там из-за
ровного как струна черного горизонта мрачно и красиво поднимаются пурпурные
шпили, башни, крыши, наконец высунулись даже зубчики каменной стены, тоже
словно облитые красной кипящей кровью.
Мы влетели во двор корчмы, как будто пожарная команда во
двор богатого особняка. От кузницы несся веселый перестук молотков, из подвала
катили тяжелые бочки, на крыльце блюют, лошажье ржанье и фырканье от коновязи,
скрип колодезного журавля, плеск воды, запахи кухни, лошадиного пота, свежего
сена и снова аромат жареного мяса, от которого я снова ощутил себя голодным как
стая волков на марше.
Мальчишка с готовностью ухватил поводья, а я спрыгнул прямо
на нижнюю ступеньку крыльца. Волк моментально очутился рядом, ворон перелетел с
мешка и устроился на плече, вогнав для устойчивости когти поглубже в толстую
кожу перевязи.
Дверь с треском распахнулась. Я привычно шагнул в сторону,
мимо вылетел, провожаемый мощным пинком, тот самый крысоморд с близко
посаженными глазками.
Грохнувшись, он перекатился через голову и плюхнулся в
грязь, которая возникла с подозрительной готовностью на только что сухом месте.
Я услышал истошный вопль:
