Однажды деревья отступили за наши спины, а мы выехали в
широкую долину. В двух верстах поднимался, окруженный мощной крепостной стеной,
высокий замок. Со всех четырех сторон высились опасно тонкие в сравнении с его
суровой мощью башни, не то сторожевые, не то магячьи. На шпилях весело
трепетали по ветру красные прапорцы, в окнах-бойницах поблескивали не то
инструменты магов, не то начищенные доспехи стражей.
Прапорцы трепетали в самом деле весело и задорно. Я смутно
удивился, что ветер вроде бы в спину, вот как конский хвост задувает, а
прапорцы почему-то трепещут справа налево, потом сообразил, что так красивше,
ведь приземленные законы физики или целесообразности не очень-то разгуляются в
прекрасном мире магии.
Дорожка повела в сторону замка, затем раздвоилась, одна
веточка так и потянулась к воротам, а другая резво побежала дальше, где за
полсотни верст блестели крыши другого замка, еще крупнее, на высоком холме.
Я поинтересовался:
– Но откуда все это?
– Что? – не понял воевода.
– Ну, еда, питье, одежда, кони, замки... Чтобы
прокормить одного феодала, нужно с десяток простых крестьян. Как и на любого
ратника, кузнеца, стража ворот... Здесь, в этом замке, не меньше сотни...
– Триста пятьдесят человек, – ответил он с
гордостью. – Все ветераны, умелые с любым оружием. Там мой старый друг
служит, я все о них знаю!.. Жрут и пьют, как лошади.
– А челядь есть?
– А как же! Повара, конюхи...
– Челядь хлеб не выращивает, – прервал я. –
Чтобы прокормить этот замок...
– Замок?
– Ну, пусть людей в этой крепости, нужна целая армия
селян, что пашут, сеют, разводят скот, пригоняют в замок... Но я не увидел ни
единой хатки простого люда!.. Не увидел огромных засеянных полей, без которых
просто не жить этим могучим замкам...
Воевода посмотрел на меня с великим отвращением, словно
вместо мускулистого дурака-варвара, такого понятного и потому приятного, увидел
мудрого мыслителя-зануду:
– Да кто на это обращает внимание?
Я вздохнул, трезвея:
– Ты прав.
– Это не наше дело, – напомнил он.
– Согласен, – сказал я.
Когда замок остался за спиной, я поехал прямой и с глазами
на далекой линии горизонта, страшась оглянуться еще больше, чем жена Лота: а
вдруг увижу нечто хуже, чем огненный дождь? Пустоту?
Глава 25
По синему небу медленно двигались кудрявые как барашки,
подсвеченные оранжевым, облака. Звонко пел жаворонок, а когда я пытался его
рассмотреть, взгляд зацепился за парящего в высоте орла. Неподвижный, словно
нарисованный на синем куполе, как в церквях рисуют парящих ангелов, он, как мне
показалось, не столько высматривал зайцев или кроликов, сколько следил за нами.
Послышался настигающий звон подков. По легкому стуку я
определил, что меня догоняет легкая как зайчик игрушечная лошадка. Нахмурился,
женщина – враг природы, красивая – вдвойне, но деться некуда, терпеливо ждал.
Краем глаза видел как рыжая лошадка принцессы резво пошла рядом, а сама
прекрасная Грюнвальда, красивая и легкая, даже привставала на стременах, чтобы
выглядеть выше.
Она смотрела вдаль, я видел ее точеный профиль, но тоже
смотрел вдаль, и со стороны мы классически подходили под определение
влюбленных, что смотрят не как бараны друга на друга, а вместе в одном
направлении, конечно же – общего светлого будущего.
Все-таки ее классический профиль с точеным носиком, тугой
по-детски припухлой щекой, просто завораживал, Я поймал себя, что уже смотрю не
вдаль, как надлежит настоящему мужчине, а как ненастоящий пялюсь на нее, не
могу оторваться, смотрю и смотрю. Она взглянула несколько удивленно,
бесцеремонный варвар истоптал ее взглядом, щека слегка порозовела.
Длинные густые ресницы, изогнутые как самый высокогорный
трамплин для прыжков, бесценные для жизни в песках, служили бы прекрасной
защитой от летящего в лицо песка, сейчас несколько нефункциональны здесь...
да-да, нефункциональны, напомнил я себе. И эта эффектная загнутость ресниц...
она крайне необходима для жизни кочевника, когда просыпаешься со смерзшимися
ресницами, но зачем во дворце, когда вокруг сотни слуг и служанок?
Она ощутила, что мой взгляд потвердел, изменился. Ее тонкие,
черные как ночь брови взлетели в удивлении, а зрачки расширились. Я с трудом
отвел взгляд, на моей дубовой варварской роже, надеюсь, мало что изменилось.
Все еще глядя прямо перед собой, она спросила звонким детским
голоском:
– Твое имя – Рагнармир?
Голос ее был по-прежнему надменный, и такой хамский, что у
меня зачесались руки если не дать ей по харе, то хотя бы ответить так, как
отвечают девкам с Тверской, когда те предлагают свои услуги чересчур
откровенно:
– Да, принцесса. Тебе не холодно?
Ее синие глаза с интересом пробежали ощупывающим взглядом по
моей фигуре:
– А тебя это волнует?
– Конечно, – буркнул я. – Ехать через лес, а
там ветки, колючки... Мне не хотелось бы, чтобы наш отряд останавливался
вытаскивать колючки из твоих розовых ягодиц.
– Розовых? – удивилась она. – Почему,
розовых?
Пока она изгибалась в седле, пытаясь рассмотреть свои
ягодицы, в самом деле оттопыренные, я с надеждой смотрел на мост впереди,
надеясь, что из-под него выскочат разбойники, ушкуйники, тати... хотя тати
вроде бы не сидят там с кистенями наготове. По крайней мере я бы ускакал
вперед, а там не знаю, что сделал бы с ними, если бы представил, что это не
бедные тати, а принцесса передо мной с ее напыщенным дураком...
– А правда, – спросила она, – что ты сразил
самого Громоблещущего Низвергателя Королевств и Тронов?
– Брехня, – ответил я равнодушно.
Она оживилась:
– Вот и я так сказала! Низвергатель – великий воин. С
ним не совладать и отряду варваров.
Я промолчал. От принцессы веяло свежестью чистого вымытого
здорового тела. Тонкие ремешки не закрывали грудь, только чисто символически
прикрывали розовые соски, а сама грудь, как две полные чаши, красиво и
вызывающе покачивалась в такт конскому шагу.
Прогрохотали копыта крупного коня, я опять же, не
оборачиваясь, видел как подъезжает ее бессменный защитник. Слева пахнуло
запахом розового масла, герцог даже в походе следит за внешностью.
– Что случилось, принцесса? – спросил он
ревниво. – Это варвар снова оскорбил вас?
Я не помнил, чтобы я оскорблял ее раньше, но смолчал,
смотрел в точку над конскими ушами, где смыкался небокрай с земнокраем. Я
чувствовал испытующий взгляд принцессы, но пауза длилась как кроманьонская эра,
наконец принцесса бросила насмешливо:
