Со стороны поляны донеслись хриплые сонные голоса. Там затрещало,
я с неохотой поднял голову, начал подниматься, чувствуя как за короткую летнюю
ночь застыло мое громадное тело с глыбами тяжелых мышц.
Послышались шаги, воевода подошел крупными шагами, противно
выспавшийся и бодрый, что тут за люди, что встают так рано, подтянутый как
будто сейчас на парад,
– Еще спишь? – удивился он. – Эх,
молодость... На каких только девок не размениваешься! А вообще-то береги честь
смолоду, коли рожа крива.
Он умолк, насторожился. Я тоже развернулся в ту сторону,
едва удержав руку на полпути к рукояти меча. За деревьями голоса звучали
испуганно и взволнованно. Один принадлежал герцогу, визгливый и озлобленный.
Переглянувшись, мы с воеводой медленно пошли в ту сторону.
Кусты затрещали, навстречу двое воинов несли на красном принцесовском плаще
третьего. Лицо было бледным, на горле запеклась кровь. Следом проломилась целая
толпа, герцог во главе.
Он сразу ткнул в мою сторону пальцем:
– Это он зарезал!
Убитого опустили на землю среди поляны. Это был тот самый
высокий и самый сильный. Монтомер, любимец герцога. Похоже, поединка со мной
ему не дождаться. Да и вообще красиво расхаживать вокруг костра уже не
получится. Как и сидеть, подбрасывая в пламя веточки. На горле отверстие, в
которое пролез бы мой палец, зияло как страшноватая нора в ад. По краям застыли
темные сгустки, что отваливались при каждом движении как сытые пиявки. Стало
заметно, что красный плащ весь в темных пятнах, отяжелел, начиная от воротника
и до песцовой подбивки.
Воины шумели и бросали в мою сторону угрожающие взгляды.
Кто-то обнажил оружие и стал заходить сзади. Я расставил ноги чуть шире, краем
глаза следил за тенями. Моя тень падает впереди меня, а сейчас утро, всякий,
кто зайдет сзади...
Он так и не понял, деревенский увалень в кольчуге и с
добротным топором, а я, увидев как за спиной вырастает черная и длинная с утра
тень, дождался нужного мгновения и резко ударил, не глядя, кулаком себе за
спину.
Стиснутые пальцы угодили словно в ком сырой глины с тонкими
рыбьими хрящами. Все услышали хруст, а я, не поворачиваясь, все так же холодно
смотрел в лицо герцогу.
Воевода наконец оторвался от убитого, поднял голову. К лицу
прилила тяжелая кровь, глаза побагровели. Непонимающе посмотрел мне за спину,
сказал хмуро:
– Убит мифрильским кинжалом. Очень умело. Монтимер был
опытным воином, но он не успел даже пикнуть.
Герцог сказал уже тише, в глазах змеилась ненависть:
– Я знаю, это варвар. Он убил его за этот плащ.
– Или потому, – угодливо добавил кто-то из воинов,
явно мечтающих о месте Монтимера, – что устрашился открытой схватки с
Монтимером. Убил подло, во сне!
Воевода поморщился:
– Я ничего не знаю про плащ. Но вы в самом деле
считаете, что варвар способен на такое?
Воины переглядывались. Один, массивный медведистый ветеран,
посмотрел на меня исподлобья с откровенно враждебностью, пробасил:
– Я... не считаю. Ударить так умело и точно надо уметь.
А этот... гм... этот бык и мечом вряд ли. Ему и меч даден зазря. Дубину или
молот разве что...
Еще один опустился на корточки и пощупал пальцами засохшую
кровь, признал:
– Да, умело. Умер сразу. Рука поставлена мастером.
Меня осматривали все еще враждебно, но уже не как убийцу.
Герцог ощутил перемену, его перекосило, едва не зашипел как змея, бледное лицо
пошло лиловыми пятнами.
– Но вчера у них была ссора!
Воевода покачал головой:
– Ваша светлость, я ничего не имею против того, что вы
готовы убить нашего проводника... Это ваше дело. Но если убьете как убийцу
Монтомера, то тем самым позволите настоящему убийце остаться непойманным! А кто
знает, кого убьет следующим?
Воины бурчали, уже в нерешительности, поглядывали то на
герцога, то на воеводу. Шрамолицый ветеран пробурчал:
– Ваша светлость, убил не варвар. Если бы ударил он,
здесь бы с верхушек деревьев кровь капала! И разрубил бы пополам, а не так
вот... Рука поставлена в Артании, вот что скажу. Но кинжал мифрильский, а таких
у нас немного. У меня, к примеру, нет вовсе, я небогат, а вот сытые куявы не
пользуются из-за вражды к богине Охлептины, покровительнице мифрильских шахт.
Однако, я бы сказал, что убийца прожил среди нас не меньше года... Вон какой
косой надрез, когда тянул лезвие обратно... И не вытер сразу, видите пара
капель крови на листьях? Ни один артанец такую небрежность себе не позволит...
разве что поживет с нами, освинеет, мыться перестанет, или вон как вы, ваша
светлость, с крыльца мочиться...
Герцог поморщился, в сторонке уже появилась принцесса и
прислушивалась, прервал резко:
– Ладно! Оставим до выяснения. Если до следующей ночи
не успеем добраться, то стражу выставим двойную.
Воевода согласился:
– Да, двоих зарезать чуть труднее.
Когда мы возвращались к своим коням, воевода широко
улыбался, что-то мурлыкал под нос. Я хмуро поправил седло, вставил ногу в
стремя. и тут перехватил пристальный взгляд. Воевода снова широко улыбнулся,
украдкой показал мне большой палец.
– Спасибо, – поблагодарил я, – но за что?
– За этого, – сообщил он заговорщицким
шепотом. – Я его тоже не любил.
– Э... кого?
– Да этого Монтомера. Он все лез поперек... все торопил
герцога, чтобы тот поскорее меня на конюшню, а водить войска ему. Молод щенок,
но самоуверен.
– Спасибо,, – пробормотал я, – но все
получилось случайно.
Он осторожно огляделся по сторонам, никто ли не слышит,
сказал еще тише:
– Да понимаю, понимаю. Я сам люблю хорошо сработанные
случайности. Но каков ход, каков ход! Сразу двух зайцев.
Я сказал с раздражением:
– Да ничего я не подстраивал! Все нечаянно. Какой из
меня к черту подстраиватель?
Он оглядел меня с головы до ног, на них в глазах мелькнуло
сомнение, слишком широки плечи и мускулист для умного, затем понимающе
улыбнулся:
– Все-все, молчу. Одно знаю, даже орки не доверят вести
войска кому попало. А самый во главе... гм... если он просто самый сильный... Я
слыхивал, что и какие-то победы были...
Он выставил ладони, попятился, потому что я уже побагровел,
достали меня этими орками.
Глава 31
В полдень остановились на отдых. Солнце жгло, в такую жару
вообще-то едут ночами, но ночами, здесь, говорят, появляются неведомые существа,
так что по желанию принцессы и повелению герцога мы трижды в день
останавливались, давая отдых конях, пережидая жару.
