По спине пробежала холодная ящерица. Зеленые глаза неуловимо
быстро превратились в невинно голубые, поблистали искорками, словно выбирая
оттенки, затем пришла сплошная синева, густая и вызывающе яркая.
– Это еще не все, – пробормотал бородач, его
странно черные глаза, совсем без зрачков, следили за женщиной с красными
волосами, но вдруг уронил взор, поспешно потянулся за пивной кружкой.
Я поднял глаза на хозяйку корчмы. За стойкой ее не было, а в
следующее мгновение она с неспешной грацией подходила к нашему столу, возникнув
из синего дыма.
Ее внимательные глаза, ставшие почти лиловыми, заглянули
мне, казалось, во внутренности. Красиво вырезанные губы изогнулись в улыбке, но
в голосе звенело веселое предостережение:
– Добро пожаловать, герой!.. Но позволь сразу
ма-а-ахонький совет...
Я поклонился:
– От такой женщины... да хоть чашу с ядом!
– Ты предпочтешь чашу с ядом, – сказала она уже
без улыбки, – если заденешь моих гостей. Хоть тут драка не затихает, но
если явится наглец, вздумавший устанавливать свои порядки, ему никто не
позавидует. Здесь нет, естественно, равных тебе героев, но все вместе они
перевернут мир без особой натуги! И нет бога или героя, который бы выстоял...
Словом, отдыхай, но если хочешь присоединиться к разговору, сперва послушай, о
чем говорят. А теперь, что предпочитаешь? Есть пиво, хмельной мед, эль,
сагаска, энсуки...
Я вскинул обе ладони:
– Сдаюсь! Мне – пива. А сорт... На ваш выбор. Или что
посоветует этот лохматый.
По ее смеющимся глазам понял, что тон взял верный. А бородач
Витим сказал повеселевшим голосом:
– Ты угадал, я по пиву здесь первый. Тогда еще по
темному артанскому всем! А новичку и кубок вина из Куявии.
Когда хозяйка исчезла, я сказал, глядя ей вслед:
– Фу, как гора с плеч. Красивая, но почему у меня
мурашки по спине размером с черепах?..
– Красота – страшная сила, – сообщил
бородатый, – Верно, Большеног?
По проходу между столами, задевая сидящих, тихохонько прошел
согнутый человек в темном плаще, капюшон надвинут на глаза, прошел к соседнему
столу со свободным стулом, смиренно сел и подозвал отрока. Я сидел близко, но
посетитель заказывал шепотом, я только и успел услышать что-то про славянскую
медовуху, тут же три чудища с той стороны стола прервали злую перебранку,
уставились подозрительными глазками, у одного их оказалось три, один зарычал, у
другого ногти на глазах превратились в длинные как ножи когти, а третий
протянул через стол невообразимо длинную волосатую лапу:
– Гр-р-р-р!.. Мер-р-р-рзавец!..
С нашего стола, опрокинув лавки с завопившим бородачем,
вскочили Большеног и Витим. Новоприбывшего ухватили мощными дланями, мигом
сорвав плащ и капюшон. Я только на миг успел увидеть все того же озлобленного
мужичонку с крысиным лицом, тут же кулак размером с его голову с чмоканьем влип
в его лицо, я видел только мохнатые и чешуйчатые спины Большенога и Витима, у
Большенога в щелях между пластинками в районе лопаток пробивались как у
ангелочка крылышки. Правда, темные, и не в перьях, а кожистые, с тонкой
просвечивающейся пленкой.
Несчастного уволокли к дверям, на ходу пиная ногами. Витим,
ругаясь как варвар, поднял лавку и плюхнулся всем весом, раздраженный почище
футбольного болельщика на концерте Рихтера.
Я сидел так, что уголками глаз наблюдал за столами справа и
слева, но когда за соседним столом на одного человека стало больше, я только
протер глаза, посмотрел на кубок с вином. Глюки, за тем столом беседа идет так,
словно все пьют уже суток трое.
Над головой качнулся воздух, волосы растрепало. За соседним
столом мужик успел пригнуться. Табуретка грохнулась о стену. Обломки посыпались
на пол, на стол к нам упала щепка. Бородач, не отрывая толстых губ от кружки с
пивом, щелчком сбросил ее на пол, кивнул:
– Зря это...
– Что? – поинтересовался я.
За три стола отсюда человек пять лупили друг друга
табуретками, стульями, бодались, лягались, хвостались, Стоял треск, я слышал
бухающие удары, чавк, хлопанье и сиплое дыхание, что обрывалось резко, будто
кулак... или шипастый хвост вышибал все внутренности.
– Стулья, – сказал Витим презрительно. – А то
и вовсе – креслы! Тьфу!.. То ли дело – лавка. Старая добрая лавка. ЕЇ и не
поднять такому хиляку... вишь, стулом размахался, ерой?.. Зато уж если
поднимешь, то как пойдешь махать, как пойдешь...
Лицо его стало мечтательным, глаза умильно закатились под
лоб. Я невольно пощупал лавку, на которой сидел: добротная, дубовая, на тяжелых
колодах вместо ножек, а в длину для полдюжины широких мужчин. Если такой
махнуть по корчме...
Неуловимо быстрое движение привлекло мое внимание. За
столиком слева народу уже оказалось вдвое больше. Черт, неужели это чертово
пиво что-то делает с моими глазами? Один из прибывших еще не успел снять плащ,
на пол сбегала вода, а когда откинул на спину капюшон, я увидел веселое и злое
лицо, рыжеватые волосы. Прибывший плотоядно потер ладони. На столе тут же
появился узкогорлый кувшин.
Витим, поймав мой взгляд, сказал вполголоса:
– Иные так спешат в корчму, что прямо из своих нор...
Ну, кто с высоких гор, кто из леса, кто из песков! Наловчились, прыгуны
чертовы...
Я все с тревогой посматривал на жадно пожирающего сушеную
рыбу прыгуна. Быстрые хищные пальцы драли чешую так, что чешуя летела
серебристыми блесками как конфетти из хлопушки. В чаше пузыристая пена как
поднялась пышной шапкой, так и застыла в ожидании.
– Как сразу?
– Да так вот. Минуя порог. И даже не зрят на красивый
город, что обижает хозяйку корчмы. Она ж не только здесь хозяйка! Старается,
украшает город, а им все по... гм... словом, нажраться бы поскорее, да в морду,
да в рыло!
За столом заорали, я услышал мощный звон, с которым
столкнулись исполинские кубки, размером с те, которые вручают что-то поднявшим,
пробежавшим или куда-то прыгнувшим.
От двери снова был шум, возмущенный крик. Я видел как
кому-то надавали по шее, вытолкали. Похоже, это прорывался все тот же, самый
умный и замечательный, который хотел, чтобы в корчме жили по его правилам. А
может, и другой, ведь, как известно, это доброе и разумное надо сеять, а потом
еще и окучивать... знать бы, что это такое, а вот дурни и без всякого
окучивания как из-под земли прут целыми толпами.
За столом слева, куда явился, минуя городские врата, рыжий,
пили и спорили странствующего вида не то дервиши, не то... словом, суфии. У
одного на выцветшем плаще уцелело изображение хищных крыльев, у другого –
странного животного, смутно знакомого, но настолько все стерлось, что я только
подумал, что оба не то из разных философских школ, либо с разных континентов,
Мне показалось, что увлеченно философствуют о законах
мироздания, но когда один вдруг вскипев: ах, на трех слонах?, вскочил и так
умело попал кулаком в челюсть оппоненту, посмевшему придерживаться устаревшей
теории черепахистости, что я засомневался в его природном философском даре.
