Епископ наконец с усмешкой повел дланью с железной рукавице:
– Видите огромное здание из красного кирпича?
– Видим, – ответил герцог. – Очень красивое,
впечатляет.
– Это конюшня, – сообщил епископ. – У меня
таких еще шесть. Мы просто монахи, бедные служители Господа нашего, но в других
местах... мы их видели, даже короли не живут так же роскошно, как в моем замке
кони.
Двор оказался широким и вымощенным серым булыжником с
красными прожилками, отчего казался забрызганным кровью. Дальше еще один ров и
второй подъемный мост, что отделяет внутреннюю часть города, собственно
замок-крепость от остального города.
Епископ искоса улыбался, заметил как все притихли,
впечатленные силой и могуществом, что буквально сочились из каждого камня.
Воевода все осматривался, в глазах старого воина была зависть и восторг. По эту
сторону рва здания плотно одно к другому, а с глухой стороны стен темнеют выше
крыш запасы леса, аккуратно распиленного, очищенного от сучьев, там виднеются
склады, кладбище,
Посреди двора, как и в большинстве замков, располагался
колодец, вода текла из него беспрерывно, образовывая широкий пруд. Вокруг пруда
высились массивные мрачноватые здания, явно трапезные для стражи, наемников,
незнатных гостей, странствующих монахов.
Я сам заметил высокую конюшню, где стояли самые рослые кони,
явно самого епископа и его ближней дружины. Просторную кузницу узнал по широким
синим дымкам, что пробивались сквозь крышу. Стук молотов стоял такой частый,
словно там соревновались в крике звонкоголосые кузнечики.
Слева шумит водяная мельница, вода падает ровным красивым
водопадом, а к воротам бесконечным потоком подъезжают телеги, доверху груженные
зерном. За мельницей казармы для войска попроще: пеших ратников или лучников,
чуть получше – для наемных героев, сотников и десятников войска, а еще дальше –
склады, пекарни... Порыв ветра принес оттуда запах свежего хлеба.
Воевода толкнул меня в бок, обращая внимание, что все
здания, начиная от трапезной для слуг и кончая конюшнями, сложены из массивных
камней. Узкие окна зарешечены железными прутьями, в каждом из зданий можно
обороняться как и в самом замке. А если учесть, что здесь наверняка все
источено подземными ходами с ловушками, что можно отступить в любой миг, а
затем внезапно появиться из-под земли за спиной ничего не подозревающего
врага...
Неизвестно, каким он был епископом, но воином был великим и
умелым. Даже здесь все обнесено высокой прочной стеной с высокими башнями на
расстоянии выстрела из лука одна от другой!
Дома громоздились вроде бы в беспорядке, но я начинал
чувствовать некий стратегический смысл. От беспорядка растеряется лишь тот, кому
посчастливиться ворваться сюда с горсточкой каким-то чудом уцелевших героев, но
уже здесь они столкнуться с настоящей мощью.
Мощь меча, подумал я мрачно, да еще подкрепленная мощью
культа, что есть в мире сильнее? Если кому удается противится мечу, того сокрушит
ярость разъяренного бога, а те мудрецы, которые ухитрятся спрятаться под
милостивую длань бога, почувствуют на себе как умеет епископ развешивать на
деревьях самые тяжелые плоды.
Принцесса весело и беспечно щебетала с епископом, не замечая
как этот аскет начинает бросать на нее все более не аскетичные взоры. Герцог
как гордый леопард побледнел и пошел пятнами, но пугливо молчал.
В Старом замке навстречу вышли пышно одетые слуги. Епископ
мог бы сказать, что в иных королевствах и придворные одеты не так богато, но
лишь повел в нашу сторону дланью, и слуги раболепно бросились выполнять его
невысказанное желание.
Одновременно забамкали, заставив нас вздрогнуть, тяжелые
колокола. Тут же завопили десятки помельче, мы видели как с шумом и
раздраженным карканьем вылетели несметные стаи галок и голубей, гнездившихся на
башнях.
Я понял, что навстречу вышли и окружают епископа
знаменитейшие мужи его замка, а то и королевства, что сумели отличиться в
совете, за накрытым столом или в бою. Я чувствовал, что, поддавшись атмосфере,
любуюсь осанкой самого старого из встречающих епископа рыцарей, его суровый
облик переходит в величественность библейского патриарха, с удовольствием
смотрю на просветленные и, как принято говорить, исполненные благородства лица
других советников епископа, на здоровые и широкие морды рыцарей. Волосы, ровно
подстриженные над бровями, длинными золотыми кудрями – все как один блондины!
-ниспадают на крутые плечи. Иные по их средневековой моде накрыли головы
сетками, а кто-то подобно мне поддерживает волосы стальными обручами, медными
кольцами или цветными повязками. Иноземные гости, их видать по одежке поражают
вычурными нарядами, а местные князьки и бояре, невзирая на летний зной, по
русскому обычаю надели пышности ради шубы, подбитые дорогими мехами. Мне они в
своих в негнущихся широких одеждах казались фигурами из музея восковых
знаменитостей.
Суровый монах, под рясой которого проступали широкие
костистые плечи, провел нас крутой лесенкой на башню. Почти на самый верх,
комнатка так себе, хотя ложе для каждого отдельно, в низком потолке лаз, вдоль
стены каменные ступеньки.
– Здесь выход на крышу, – сказал он
безразлично. – Если будет интересно...
Воевода заверил:
– Будет, будет!.. А епископ не против, что гости могут сверху...
того, секреты?
Монах буркнул:
– Какие у нас секреты?
– Ну, все-таки...
– Божьи слуги не должны иметь секретов, – сказал
монах строго. – У нас все на виду.
Низко поклонился, выказывая смирение, ушел, неслышно
притворив дверь. Воевода задвинул за ним засов, постукав по двери кулаком. Из
мореного дуба, плечом не вышибешь. В замке епископа любая щепка уже не щепка, а
орудие защиты.
– Да, – признал он, – когда такая крепость,
то шпионов сюда самому надо зазывать. Пусть смотрят, рассказывают! Враги сами
будут обходить сторонкой.
Я походил по комнате, взгляд упал на каменные ступени.
Воевода выглянул в единственное окошко-бойницу, кивнул:
– Да, ты прав.
– Я что-то говорил? – удивился я.
– Разве ты не хочешь посмотреть сверху?
– Хочу.
– Тогда пойдем. Мы с тобой воеводы... хоть и разные
орды водили, а воеводам надлежит взирать сверху, аки орлы.
Он пошел первым, уперся плечом в крышку лаза, я услышал
скрип, затем там наверху пораженно ахнуло:
– Красота-то какая!
Эхо в ответ привычно прокричало «мать... мать...мать»,
умолкло сконфуженно. Воевода стоял у края парапета, а мир с башни казался в
десятки раз шире, горизонт отодвинулся, а в чистом после дождя воздухе мы
видели с потрясающей четкостью даже листочки в лесу почти на стыке неба с
землей.
