— Но как? — спросил Баринов.
— Но как? — вторил ему генерал Ерохин.
— Немцы в Вевельсбурге создали некое подобие подсоединения своих экстрасенсов к небесному, если угодно, компьютеру, — сказал Булыгин-Мостовой…
— Пророки? — спросил Баринов. — Знание в откровении пророков?..
— Да, но усиленное, так как пророков соединяли в цепь, создавали сеть из пророков…
— Локальная сеть пророков, — задумчиво произнес Баринов, — она без затрат на науку сразу даст рабочие чертежи нового сверхоружия, как немцам в сорок пятом чертежи летающих тарелок.
— Именно! — воскликнул Булыгин-Мостовой. — Тогда можно будет идти от правильного — от печки. И для того чтобы победить… ну, скажем, тот же Запад, зачем арабам грубая дубинка атомной бомбы — дайте им лучше средство, при помощи которого они смогут транспортировать их спецназ прямо в сердце западного правительства — прямо в Белый дом, на Уолл-стрит, в здание на Потомаке… Или зачем бомбить города, чтобы победить в войне, ну, скажем, Россию, когда надо захватить Кремль и Останкино? Взять в плен президента и правительство и выступить с ультиматумом по всем телеканалам! А для этого, если у горячих голов будет способность к телепортации и телекинезу
[11]
, — то достаточно пары сотен штурмовиков из мучеников Аль-Аксы, чтобы победить Соединенные Штаты со всеми их авианосцами и атомными субмаринами…
— Ага! — воскликнул Баринов. — Мировой компьютер и Интернет, составленный из живых экстрасенсов… Где модем — это телепатия. А прорыв к мировому компьютеру и линк
[12]
— это откровение…
— Кстати, — заметил Булыгин-Мостовой, — локальные сети из экстрасенсов составлялись уже давно. Неудивительно, что в Монголии, в Тибете, например, все мужское население стран иногда было представлено медитирующими монахами… И между прочим, в КГБ были на учете все люди с аномальными способностями. КГБ тоже готовило свой прорыв к эзотерическому знанию.
— Да, — кивнул Баринов, — подсознание — это системные файлы… Там есть и возможности модема. И монахов-экстрасенсов вводили в пограничные состояния…
Старцев снова нажал кнопку «пауза».
— Как тебе знатоки, генерал? — спросил он.
— Хорошие знатоки, — согласился Ерохин, — надо послать за ними Сашу Мельникова.
— Уже послали, — ответил Старцев.
Старцев снова оживил застывшее было изображение.
— Теория блицкрига эволюционировала, — говорил Булыгин-Мостовой, — теперь не надо громить армию и полицию, главная цель — захватить правительство и средства электронных коммуникаций. Полицию свяжут грабежи, а армию — местная пятая колонна из строительных рабочих-нелегалов и рыночных продавцов.
— Гляди-ка, прямо в десятку попал! — заметил Ерохин.
— Ты смотри дальше, — перематывая изображение вперед, сказал Старцев. — Вот здесь, здесь он прямо жуть как в самую точку!
— Перетекать в пространстве и времени — нужна еще одна компонента: душа, или свет, — говорил физик Булыгин-Мостовой. — И это мелькнуло у Эйнштейна в виде «ц» в его знаменитой формуле «е-эм-це-квадрат».
— А кто занимался нанотехнологиями? — спросил Баринов. — Штаты делали торпеды… и что? Остались в океане одни… Их обманули, от них ушли, вокруг них пустота, как при отступившем противнике. Или вот немцы воевали танковыми клиньями А Штаты воевали авиацией и бомбежками… А можно выиграть войну, уйдя на атомарный уровень и светом войдя прямо в святая святых?
— Ага, — согласно кивнул Булыгин-Мостовой. — Леонардо — пророк, программист или и то и другое вместе? Как пройти через время-пространство? И в том и в другом?
Это как наличие новых возможностей в электронной игре.
* * *
В то время, когда генералы смотрели передачу и размышляли, Мельников и Булыгин-Мостовой были уже на пути в Ставку…
* * *
Что?
Уже родила, или бред еще продолжается?
Катюша медленно отходила после наркоза.
Она вдруг почему-то вспомнила, как какая-то школьная ее подружка, поступившая на исторический в их местном «педе», рассказывала, что римлянки в древности рожали стоя, что их для этого привязывали за кисти рук и подвешивали к потолку…
Первой к ней пустили Лиду.
Служанку ее.
— Поздравляю, мальчик у тебя, хорошенький! Сейчас тебе принесут, — сказала Лида, целуя госпожу. — Пятьдесят один сантиметр, три семьсот… Как назовешь-то?
— Сашей, — тихо ответила Катя. — Сан Санычем он у нас будет.
— А ты хотела мальчика? — спросила Лида — Мы вот с первым моим мальчика хотели, а получилась девочка.
— Где она теперь? — спросила Катя.
— Здесь, при пекарне служит… Хлеб местный печь обучается. Сыта, накормлена, обута, одета, никто к ней не пристает, я спокойна…
Катя взяла Лиду за руку — все будет хорошо, дорогая моя, я верю, мне видение было.
* * *
А Кате, и правда, было видение, когда она от наркоза отходила.
Привиделось ей, что сидит она не то в Георгиевском, не то в каком ином из парадных залов Кремля, сидит в кресле, одна, подле нее столик маленький с телефоном, таким, какие она видала по телевизору на столах у самого высокого начальства, такой старомодный светленький телефонный аппарат с гербом вместо диска… А надето на Кате платье, очень странное, вроде как даже и не платье, а шуба. Причем явно белая, с темными пятнами, такая, какую Катя видела на портретах французских королей. Горностаевая называется.
И тут начинает играть гимн, в зал входят солдаты в парадной форме с аксельбантами и с палашами наголо, Катя поднимается с кресла, а из парадных дверей навстречу ей выходит президент.
Выходит и почему-то начинает называть ее мамой.
Наш нынешний президент — и вдруг ее, Катю, мамой называет. Обращается к ней так уважительно, а Катю это отчего-то и не удивляет. Она совершенно спокойно принимает все знаки внимания, которые оказывает ей хозяин Кремлевского дворца, и даже вдруг, поддерживая правши игры, называет президента сыном и, протянув руку, поправляет ему ворот рубашки…
И тут еще новое действие.
Снова играет гимн, и в зал из той же двери входит ее муж — Саша.
На Саше камуфляжная форма с погонами и несколько медалей на груди.
И Саша ей говорит:
— Гляди, Катюша, как вырос наш сын!
Катя вгляделась в лицо президента и вдруг поверила, что это их с Сашей сын.
