Засим прощайте, уважаемый Виталий Михайлович. Пребываю в надеждах на скорую встречу.
Ваш С. 13.8.1926».
* * *
Все началось шесть месяцев назад. Нестеров сидел за столом в крохотном закутке архива Музея истории культуры, сотрудником которого он числился без малого десять лет. Свое рабочее место он очень любил. Здесь, под метровой толщей каменных перекрытий, куда не доносится ни единый звук внешнего мира, Нестеров всегда чувствовал себя удивительно спокойно и уютно. Архив — странное место. Время остановилось тут на века, никакие бури и катаклизмы не в силах были поколебать ощущение постоянства и надежности, охватывающее каждого, кто переступал порог хранилища. Нестеров привык к этому ощущению, привык к тишине и запахам вечности. Он все чаще ловил себя на том, что за стенами архива испытывает странный раздражающий дискомфорт, который исчезает без следа, едва он приходит на работу.
Конечно, в профессии музейного работника существовали свои минусы, главный из которых — унизительно крохотная зарплата. Впрочем, годы великих экономических перемен научили Нестерова искусству выживания во враждебной интеллигенции среде. В частном вузе он читал лекции тупым отпрыскам нынешних хозяев страны, публиковал в глянцевых журналах для богатых крохотные заметки на исторические темы (спрос на них, впрочем, был весьма невелик), подрабатывал переводами — словом, жил так, как жили, вернее, существовали, десятки и сотни тысяч его собратьев по классовой прослойке. У Нестерова не было семьи — к своим двадцати восьми годам он так и не решился ее завести, — и на жизнь ему вполне хватало.
В закутке Нестерова было уютно. Во всяком случае, сам он считал именно так. На стене слева висел пятилетней давности календарь с золотым профилем Нефертити. За спиной над правым плечом тянулась деревянная планка, на которую Нестеров пришпиливал булавками и кнопками листки с рабочими заметками. В уголке — маленький столик с электрическим чайником, запасом растворимого кофе и кружкой.
Приоткрыв дверь, из коридора заглянула руководитель сектора Дальнего Востока Светлана Николаевна. Поверх толстого свитера она накинула на плечи пуховый платок: батареи в ее комнатке грели плохо.
— Олег, к тебе посетитель, — сказала она слегка гнусавя. Кажется, у нее начинался насморк.
Нестеров удивился. Посетители в архив приходили нечасто. Единственный предназначенный для них стул был по самую спинку завален бумагами. Нестеров взял стопку и задумался, куда бы ее переложить, не нарушая привычного рабочего беспорядка кабинета. В такой позе его и застал гость, вошедший после короткого деликатного стука.
Это был мужчина лет пятидесяти с глубокими залысинами в короткой прическе, в дорогом темно-сером костюме. Отчего-то уже с первого взгляда он не вызвал в душе Нестерова добрых чувств. Нестеров сразу же подсознательно причислил гостя к «анималам» или «суггесторам», хотя видимых причин тому не было, за исключением, разве что, фасона прически, столь популярной в полукриминальной среде новых миллионеров, и довольно необычного строения лица, каждая черта которого казалась чуть-чуть крупнее, чем следовало: от надбровных дуг до подбородка и челюстей. Но, в конце концов, прическа — личное дело каждого, а лицо себе никто самостоятельно не выбирает. Тем более что, приглядевшись и попривыкнув, всякий счел бы такое лицо не лишенным определенного шарма мужественности.
Подобная реакция на новых знакомцев у него возникала нечасто, и Нестеров ее стыдился.
— Олег Сергеевич? — спросил посетитель и протянул руку для рукопожатия.
Нестеров попытался сделать ответный жест, но едва не уронил бумаги, поэтому лишь указал кивком на стул:
— Садитесь, пожалуйста!
— Меня зовут Павел Борисович Перлов, — представился гость.
Прежде чем сесть, он брезгливо стряхнул рукой с сиденья несуществующие пылинки. Нестеров наконец-то определился с местом для бумаг. Он просто положил стопку на пол рядом со своим стулом, под календарем с Нефертити.
— Я вас слушаю, — сказал Нестеров.
— Очень рад с вами познакомиться, — гость посмотрел на Нестерова с таким восхищением, что тому стало неудобно. — Знаете, я не подозревал, что вы столь молоды.
— Это дело поправимое, — махнул рукой Нестеров. — Так что вас интересует?
Перлов полез в свой портфель, откуда извлек недавно вышедший номер журнала «Вопросы историографии», и положил на стол, пристукнув по глянцевой обложке ладонью.
— Ваша идея превосходна, — сказал он. — Это настолько нестандартный взгляд на, казалось бы, всем давно известные вещи. Но скажите: вы сами верите в то, что написали, или это просто своего рода игра ума? Вы действительно считаете, что род человеческий биологически разделен на хищников и жертв?
— Этот вопрос не вполне точно отражает суть статьи, — осторожно возразил Нестеров. — Во-первых, деление человечества на биологические группы несколько иное. Не хищники и жертвы, а хищники и нехищники. Каннибалы, людоеды — те, кто способен и хочет пожирать людей, — как в переносном смысле, так и в прямом, и те, для кого такое невозможно по определению. И потом вовсе не я…
— Да-да, я знаю, — прервал Перлов. — Хищники-суперанималы, их помощники-полузвери, которых вы называете суггесторами, потом собственно люди, демос — у вас они носят название «диффузный тип», — и сверхлюди. Первые две группы — внутривидовые агрессоры, третья, — самая многочисленная, — всегда страдающий народ — их потенциальные жертвы, четвертая… Вот насчет четвертой, признаюсь, мне не все понятно.
— Четвертая группа — сверхлюди, «хомо новус», результат эволюции. Представители человечества, способные активно противостоять хищникам.
— С оружием в руках? — Отзвук иронии в голосе Перлова Нестерову не понравился.
— Противостоять психологически. Диффузники не способны на осознанное зло, однако они внушаемы и потому легко попадают в зависимость от суперанималов и суггесторов. В этом причина многих наших бед. Помните, как послушно народ голосовал на выборах при советской власти. Девяносто девять и девять десятых процента… Народ слепо идет за тиранами, выполняет их приказы, а потом ужасается тому, что сотворил. А вот сверхлюди хищникам психологически не подвластны, они всегда могут критически оценить любой тезис и довод, самостоятельно находить аргументы за и против и делать правильные и независимые от чужой воли выводы.
— Интересно, в самом деле, — улыбнулся Перлов, но совсем не обидно, — как вообще их возможно отличать друг от друга? Людей от хищников? Чтобы сразу, с первого взгляда?
— Я не знаю, — смутился Нестеров. — Хотя, конечно бы, хотелось. Хищники не способны на сострадание, им неведомо ощущение сопереживания чужой боли — душевной или физической. Однако имитировать такое ощущение они, вероятно, могут… Нет, с первого взгляда не знаю!
— Судя по пафосу вашей статьи, время хищников на Земле завершается, дни их сочтены, — сказал Перлов. — Видимо, поэтому вы их не боитесь.
