«Нам больше никто не понадобится», — категорически заявила она.
Погодин промолчал, ничем не выразив удивления. Чувство опасности он развил в себе необычайно, это чувство говорило ему, кричало, вопило, что он должен быть крайне осторожен, если хочет вернуться с задания целым и невредимым, и пребывать таковым впредь, и что главная опасность отнюдь не где-то там впереди, а здесь, рядом с ним, в образе этой красивой сучки.
Она была опасна, неплохо тренирована и все же недостаточно опытна для работы в полевых условиях. Это именно Эльза настояла на том, что им нужно двигаться через болото, отвергнув предложение Погодина сделать крюк. Это она, чисто по-бабьи шарахнувшись от какой-то болотной жабы, провалилась в топь, вынудив Погодина поспешить к ней на помощь, чтобы оказаться в результате в еще более плачевном положении. Однако — тут надо отдать ей должное — Эльза не запаниковала, не бросила напарника и вначале пыталась вытащить его, сделав все, что было в ее силах, а потом принялась звать на помощь, хотя прекрасно знала, что единственные во всей округе, кто способен эту помощь оказать, — объекты их охоты.
Спасители вызывали у Погодина инстинктивную симпатию. И вовсе не тем, что поспешили к ним на помощь, — возможность изредка почувствовать себя храбрым и благородным спасителем, не особенно рискуя при этом, привлекает даже отъявленных головорезов и подонков. Научившись достаточно хорошо разбираться в людях, Погодин ощутил в каждом из них то, что сам для себя он всегда определял термином «настоящее». Это касалось и самого молодого из них — паренька с лицом робкого и комплексующего интеллигента, и его спутников, неуловимо схожих друг с другом похожестью профессионалов, долгое время проработавших рядом. Погодин терялся в догадках, кому и зачем понадобилось их ликвидировать и, самое главное, почему решать это доверили Эльзе.
Но сейчас, после того как он пережил самое невероятное, немыслимое и невозможное приключение в жизни, Погодин вдруг осознал, что волею случая оказался в центре событий, от которых, возможно, зависит очень многое в их мире, стремительно теряющем постоянство и былую привлекательность. Он почувствовал, что свои поступки и решения вынужден теперь сообразовывать с новым пониманием происходящего, чем бы это ему ни грозило.
Все эти мысли и ощущения хлынули водопадом, не оставляя возможности сосредоточиться на стороннем, и потому Погодин не сумел вовремя разглядеть смысла игры Эльзы. Нет, он не испытал ни тени сомнения в том, что ее истерика не более чем игра — элементарный, но всегда достаточно эффективный прием в арсенале любой женщины. Он только лишь не успел сделать соответствующего вывода о ее следующих действиях. И после того, как, испытав очередную атаку ослепительного сияния, пробившегося сквозь щели меж пальцами и сомкнутые веки, Погодин открыл глаза и увидел себя вновь на развалинах старого монастыря, он на секунду вообще забыл о существовании напарницы. А в секунду следующую остро пожалел о собственном легкомыслии.
Эльза стояла, твердо расставив ноги, сжимая обеими руками пистолет, направленный на своих недавних спасителей. Лицо ее сейчас потеряло всякую привлекательность: губы стиснуты в тонкую нить, на скулах подкожными паразитами ползают желваки, лишенные макияжа глаза под редкими ресницами пусты и бесцветны, словно оловянные пуговицы.
— Не двигаться!
— Да ты что, девушка?.. — начал было Рыжкин, но ствол пистолета переместился в его направлении, и он растерянно замолчал.
— Капитан, шторм! — не поворачивая головы, скомандовала Эльза.
Это слово означало предельную степень готовности. Рефлексы сработали незамедлительно, Погодин выхватил пистолет, но поднимать его не стал.
— Кто из вас Нестеров? — спросила Эльза.
— Зачем он вам? — спросил Гонта.
— Повторяю вопрос, — пистолет теперь смотрел в лоб Гонты. — Кто из вас Нестеров? На ответ три секунды, потом начинаю стрелять по конечностям.
— Прекратите! Это я! — Нестеров сделал движение, чтобы шагнуть вперед, но в тот же момент Рыжкин прыгнул, закрывая его своим телом.
— Минуту! — воскликнул он. — Он совершенно ни при чем. Объясните, в чем дело? Не нужно стрелять!
На лице Эльзы проступила жутковатая улыбка.
— Я и не собираюсь, — сказала она и нажала на спуск.
«Б-бах!» — оглушительный хлопок разорвал воздух. Удар пули развернул Рыжкина. Он упал с выражением крайнего изумления на лице. Нестеров понял, что следующий выстрел предназначен ему, ужас неминуемой гибели сковал его члены, но в этот момент убийца целилась в Гонту, который стоял чуть левее.
«Б-бах!» — однако эта пуля не нашла своей цели. Погодин неуловимо быстрым движением очутился рядом с убийцей и ударил по рукам снизу. Выбить пистолет ему не удалось, он лишь сместил прицел, тут же получил ответный жестокий удар локтем в лицо и отшатнулся. Нестеров не увидел, а лишь почувствовал движение слева от себя: в длинном прыжке Гонта врезался в убийцу, словно торпеда, сбил ее с ног и вцепился в пистолет, пытаясь выкрутить его из намертво сцепленных кистей.
Вся схватка заняла лишь несколько секунд, но для Нестерова они растянулись неимоверно. Женщина-убийца сопротивлялась с таким невероятным упорством, силой и яростью, что внутри одного из бесконечных мгновений Нестерову вдруг показалось, что Гонта неминуемо проиграет, однако рядом с борющимися возник Погодин. Он взмахнул своим пистолетом, и все кончилось. Нестеров услышал странный костяной стук, клубок борющихся тел распался. Не вставая, Гонта вытащил из неподвижной руки убийцы оружие и лишь после этого поднялся на ноги и бросился к Рыжкину. Нестерова и Погодина он словно не замечал.
— Виктор!
Рыжкин был в сознании. Дышал трудно, с хрипом.
— Ты как, Виктор?
— В порядке, — ответил тот и закашлялся. На его губах запузырилась розоватая пена. — Легкое задето. Это не самое страшное.
— Все будет нормально, — сказал Гонта. — Олег! Помоги-ка мне его перевязать.
С помощью Погодина они осторожно приподняли Рыжкина, освобождая его от одежды.
— Выходного отверстия нет, — угрюмо произнес Гонта.
— Ра-асплющилась… о лопатку, — говорить Рыжкину было трудно, он морщился, превозмогая боль.
Нестеров торопливо раздирал свою рубаху на перевязочные ленты.
— Ты можешь ему помочь? — тихо спросил он.
— Нет. Вначале пулю надо вытаскивать! Тут хирург работать должен!
Гонта выругался и яростно обернулся к Погодину:
— Кто вы такие? Какого черта вам от нас нужно? Что вам нужно от Нестерова? Почему она стреляла?
— Не знаю я! Эта сумасшедшая тварь мне не докладывает, — в голосе Погодина так отчетливо проступали горечь и отчаяние, что и Гонта, и Нестеров поняли: он говорит правду. — Мы должны были за вами следить. Но у нее были собственные инструкции. Фамилии Нестерова я вообще не слышал.
После окончания перевязки Рыжкин лежал, прикрыв глаза. Дремал он или находился в забытьи, но дыхание его было равномерным и спокойным.
