Вот почему он не встретил здесь ни великих царств, ни великих царей — всё только огромные шайки воров и грабителей. Вот почему здесь не происходило прогресса, здесь оставалось постоянным рабовладение как единственный способ бытия несовершенных. И поэтому нельзя было всерьёз проследить и прочувствовать различия между тысячелетиями — менялись только оковы…
Если бы он выжил, он бы теперь показал всем, что такое настоящая мудрость и настоящее дерзание. Он бы открыто указал впервые на подлинных врагов человека, замечающего выбоину на дороге, но не способного предвидеть пропасть за горизонтом надежды…
Но Сталин знал, бесконечно тоскуя, что оттого он и умирает и, безусловно, умрёт: совершенное погибало от несовершенного, поскольку не умело утверждать совершенство каждым своим поступком…
Точно такие же видения посетили его и в ночь после нападения Германии — странно и удивительно…
Он был потрясён началом войны, потому что действия Адольфа Гитлера меняли всю стратегию его поведения. Дело было ведь, конечно, не в том, что Гитлер не раз давал твёрдые гарантии и очень скрупулёзно и точно выполнял их, а теперь вроде бы отрёкся от своих слов…
Трагедия заключалась в том, что война означала необозримую череду бедствий и для Германии, и для Советского Союза. Обе державы ставили на карту свои высшие интересы — ради кого? Ради подлых замыслов всемирных ростовщиков? Сталин знал, что их агентура, маскируясь в советское усердие, раздражала фюрера и в Румынии, и в Прибалтике… Через англичан и американцев, но более всего через свою агентуру в самой Германии они сумели навязать фюреру свои планы, убедить его в том, что СССР непременно выступит против Германии в июле 1941 года…
Увы-увы, есть ложь, которая вдохновляет на дело, и есть анемичная правда, которая никуда не ведёт и ничего не проясняет. Но тем более он был поражён столь безрассудным решением: разве не Гитлер, выступая на одном из самых закрытых совещаний высшего генералитета вермахта, признал: «Будущее мира реально видят сегодня на земле только два государственных деятеля: Сталин и я»?.. Разве нельзя было встретиться с глазу на глаз, чтобы прояснить все события?.. Великие вожди в роли марионеток преступных заговорщиков — это было невыносимо…
Сталин понимал, что вся его политика была возможна только при осуществлении тактики постоянного сокрушения противостояния. Но главный враг давно рассредоточился, растворился в демагогии «братства со всеми народами», теперь предстояло опереться на внушительные силы затаившихся ненавистников, и этот обвал, несомненно, мог послужить поводом для нового обострения внутрикремлёвских интриг. Он не исключал, что заговорщики могут даже попытаться его арестовать, сделав виновником неудач, которые на этом этапе были совершенно неизбежны. Но наступит ли иной этап? Тогда это казалось проблематичным…
Сталин не мог уснуть, чтобы восстановить силы и побудить себя к действию. Он забылся буквально на четверть часа глубокой ночью, может быть, даже уже под утро. В тревоге сел к столу и стал писать политическое завещание, в котором хотел объяснить и будущим руководителям, и народу, отчего произошло это нападение и эта война. Он был ещё близорук, как всякий человек, и нёс дань этой близорукости…
Да, чудовищный обман Гитлера был спровоцирован агентурой англичан и американцев в окружении германского вождя, не выражавшей ни интересов Англии, ни интересов Америки, но от этого положение Сталина не становилось легче: на его долю выпадала пассивная роль исполнителя чужих замыслов в условиях собственного смертельного риска. Он обязан был объяснить эти гнусные замыслы потомкам, потому что верил в свою звезду и не хотел уступить своей чести и судьбы огромного государства, поставившего на справедливость, истерическому и трусливому сговору иноплеменников.
23 и 24 июня рокового 1941 года он урывками писал этот сверхсекретный документ, понимая, впрочем, что его враги могут уничтожить этот документ, объявить его несуществующим, хотя ещё при Ленине на одном из заседаний Совнаркома была принята (письменно) резолюция о вечном хранении в специальном отделе государственного архива всех бумаг высших лиц, их должности были перечислены. Видать, и Ленин боялся дворцового переворота с его безжалостной резнёй и последующим уничтожением всех следов действительных событий…
Так вот оно что — пророческие сны повторяются!
Почему? Может быть, некий дух Высшей Истины, витающей вокруг, наводит какие-то токи догадки или предчувствия, кто знает, что ведёт нас к прозрению, к вершинам миропонимания, которое ассоциируется с божественной волей?..
Сны повторяются, потому что повторяется правда жизни, порог, на котором спотыкаются все подряд…
Обнажение обескураживающе простой сути способно было вызвать потрясение рассудка, произвести панику. Но не в душе Сталина, нет. Напротив, картины общей погибели подсказали ему и тогда, как подсказывают теперь, единственный выход: методическую организацию контрдействия, когда нет иной цели, кроме высшей справедливости, и когда должны быть напрочь отброшены все предрассудки относительно допустимого и недопустимого, позволенного законом и разрешённого преданием, потому что враг способен на всё…
Он, Сталин, случайный отпрыск одной из побочных ветвей русского царского дома, «незаконный» сын человека, предки которого покрыли себя некогда неувядаемой славой как мудрые правители и храбрые полководцы, помнил о долге своего рождения и с презрением относился к тем, кто не держал слова. Сталин всегда считал, что честь выше и сильнее любой хитрости. Теперь он обязан был любой ценой вернуть полное повиновение растерянного, но злобного советского руководства, навести порядок в отступавших, даже бегущих войсках и организовать мощное сопротивление лучшей армии мира. Ему предстояло создать смысл из бессмысленности, к которой его толкали мировые заговорщики, не понимавшие ничего, кроме очередных потребностей своей звериной и похотливой сущности. Они играли в политические шахматы, он — жертвовал армиями и городами, судьбами миллионов и надеждами грядущих веков…
Агонизируя на ковре, ещё сохранявшем запахи ворвавшихся без спросу негодяев, лишённый сил позвать на помощь введённую в заблуждение охрану, он осознавал, что самым недопустимым и роковым было и остаётся на земле — следовать за химерой, за ложью, за обманом и самообманом. Он слишком долго потакал трусливой и коварной доктрине интернационализма, приспособленного для диктатуры небольшой шайки, подкупом и шантажом повсюду преодолевавшей свою этническую узость и умственную ограниченность, но заражавшей своею дряхлостью и обрекавшей на смерть бесчисленные толпы обывателей, бездумно поедающих время судьбы, как шелкопряд пожирает листья тутовника…
Смерть — самая заразная из существующих хвороб, смерть как реакция на поиск несуществующей охотничьей добычи…
Нет, спасти мир, оттянуть его от пропасти бесследного исчезновения возможно только за счёт решительной, жёсткой, но честной и справедливой работы со всеми без исключения нациями и народностями. Каждая из этнических величин обязана самостоятельно подняться до осознания небесной общности интересов живущих на планете, она заключается не в раболепном служении какой-либо идее или какому-либо учению, а в опытном, эмпирическом открытии вредоносности всякой попытки переменить естественное положение вещей: ни одна нация, чтобы не навлечь на всех и на себя тоже смертельной угрозы, не смеет помышлять о политической, финансовой, идеологической или прочей гегемонии — все они должны быть сдержанными в обменах между собой: только чисто человеческие и духовные. И товарный обмен не должен быть обменом злобой, наживой и жаждой превосходства. Ни региональных союзов, ни миграций и в то же время — единый Всепланетный Форум, который разрабатывал бы статьи нового международного права, оно повернуло бы вспять совершенно пагубное развитие человечества, поощряющее соперничество и экспансию, техническую вооружённость безумных претензий, но ничего не меняющее в философии восприятия мира, не добавляющее совершенства в организации бытовой жизни человека.
