– За свет не платишь, а такую дорогую водку пьешь, – сказал Григорьев, присаживаясь на табурет прямо в дверном проеме: на всякий случай.
– Мне подарили…
– Кто же это такой добрый?
– А вы кто вообще?
– Хороший человек… А ты чего побежал-то?
– Да мало ли…
– Долги? Или ревнивого мужа боишься?
Лицо Фатеева исказилось.
– Вы меня оставите в покое? – крикнул он.
– Оставлю. Только давай поговорим.
– Это вы все делаете? – снова крикнул Фатеев.
– Что все?
– Вы кто такой?! Что-то случилось? Вы из милиции, что ли?
– Даже хуже, Максим, даже хуже… Это ты, Максим, писал письма, а? Что молчишь? Ты ведь, брат, напортачил с этими письмами… Их ведь за терроризм приняли. Ты представляешь себе срок?
– Я не писал их! – крикнул Фатеев. – Я их получил, нашел! Правда, нашел!
Григорьев выдохнул. На сердце стало легко и радостно. Вполне возможно, Левицкий даст отпуск. Давно хотелось свозить жену в Финляндию…
– Да ты садись, – мягко предложил он. – Давай поговорим.
Заиграла веселая музыка. На секунду Григорьев подумал, что у Фатеева где-то есть магнитофон, но тут же понял, что это его собственный мобильный.
– Сережа? – это Аникеев. Голос возбужденный. – Ты где?
– В Троицке.
– Копай там, Сережа, по полной! На Александрова совершено покушение!
– Когда?!
– Да сегодня утром. Уже в новостях было! Так же попытались сбить машиной, когда он с собакой гулял! В последнюю секунду увернулся – только несколько ушибов. Запомнил машину: «жигули» пятой модели, цвет темно-синий, номер был заляпан грязью, видно только, что подмосковный! Зато следы протекторов отпечатались прекрасно! И главное, Сережа! Депутат этот, наконец, признался, что разрабатывались такие излучатели на его бывшем предприятии в Троицке! Но они секретные были, поэтому в тему и не стали углубляться. Боялись, что всплывет воровство, а это ведь режимный объект был! Заказ ФСБ! Решили провести собственное расследование, но оно почему-то заглохло, я не уточнял… А между собой сотрудники называли этот прибор «Змея»! Понял? Ведь тот, кто отправлял письма, мог знать об этом! Тогда и текст становится ясным! Кто-то мстит, Сережа!
– Ты где был утром? – спросил Григорьев, нажимая отбой. Взгляд Фатеева метнулся в сторону. – Давай без глупостей! Здесь бежать некуда. А если полезешь в драку, еще раз по башке получишь. Ты где был, я спрашиваю.
– В Москве!
– Что там делал?
– Это мое дело! Встреча у меня была!
– С кем? Кто может подтвердить твои слова?
– Никто не может! Человек не пришел! Я прождал его в кафе…
– Что за человек?
– Я его не знаю!
– Интересные дела… – Григорьев усмехнулся. – Тридцатого декабря ты тоже ездил в Москву. Вспоминай, зачем.
– Что тут вспоминать? Я все помню. Тоже на встречу ездил.
– Не с этим же человеком, случайно?
– С этим же.
– Чудеса! И тоже не пришел?
– Пришел!
– Что за человек?
– Я его не знаю! Он мне хотел про Иркину смерть рассказать. Но не рассказал. Пообещал в следующий раз.
«Да он не сумасшедший ли?» – подумал Григорьев. Глаза у парня и правда были безумные.
– Ничего не рассказал? – еще раз уточнил он.
– Нет!
– Молодой, старый?
– Молодой. Мальчишка совсем!
– Так… Откуда ты его знаешь?
– Сам на меня вышел!
– Как?
– Не скажу! Это мое дело!
– Ты, брат, видно, не понимаешь, в какую историю вляпался.
– А мне насрать! Делайте со мной, что хотите!
– Ты знаешь, как назывался прибор, которым убили Кардаша?
– «Змея»… – парень ответил машинально, но затем осекся и с ужасом посмотрел на Григорьева.
– Правильно, – удовлетворенно произнес тот. Видишь, как у нас государственные секреты хранятся? Взять бы всех этих разработчиков и за яйца подвесить!
– Письма… – прошептал Фатеев. – В письмах про лейкемию…
– Да, Максим, да, – Григорьев вздохнул. Надо было вызывать милицию, делать обыск. Работа его отдела отныне заканчивалась. Было бы, конечно, неплохо вставить, кому следует, по поводу этих излучателей, но тех, кому следует, уже давно не было. Судя по собранным документам, предприятия, на котором работал молодой ученый Александров, не существовало с 1997 года. Обанкротили, приватизировали – скорее всего, по одной из обычных схем, в сговоре с директором. Затем оборудование распродали, людей выгнали, документы уничтожили. Теперь там ярмарка стройматериалов.
* * *
Февраль выдался солнечный. Прилетев из Японии (спрос на это направление, несмотря на бешеную цену, рос с каждым днем), Анюта даже не поверила, что попала в Москву. Показалось: Париж.
Весело чавкала грязь под ногами, пиликала какая-то весенняя птица, даже лица людей потеплели.
Расстроил только аэропорт – после токийского он выглядел особенно жутко.
В толпе неожиданно мелькнула лысая голова Левицкого. Вообще-то, не договаривались, но время прилета он знал. Анюта пошла на блеск лысины. Да, точно, примчался. Она издалека полюбовалась на его красивую накачанную фигуру. Шея была плотная, походка упругая. Красивый мужчина. И форма ему идет!
Поцеловались. Вдохнув его запах, она внезапно поняла, что соскучилась. И вообще, хочет поехать с ним домой и больше не расставаться. По крайней мере, до утра. Впрочем, знала она и то, что это обычное дело после расставания. Завтра начнется привычная суматоха, и снова будет казаться, что можно и одной прожить…
Долго ждали багаж, жались друг к другу, как подростки. Стояли у ленты транспортера, словно на берегу реки – по ней плыли и плыли разноцветные пароходы с ремнями. Вот появился и ее чемодан. Дорогой, кожаный.
– Ты почему при параде-то? – спросила Анюта, когда шли к машине.
– Завтра двадцать третье февраля. Забыла?
– Не забыла. Даже подарок привезла. Японский.
– Понравилось в Токио?
– Ожидала большего. Но есть и классные штуки. Фудзияму видела. Смотрели курорт один, в горах. Там домики такие миленькие, тихо, зелено. А у ресторана стена стеклянная. И вот сижу утром, завтракаю, вдруг все облака ушли, небо стало голубым и на все небо – она. Красивая.
– Очень-очень?
– Как любая гора, наверное… У нас таких тоже много. Только стен стеклянных нет.
