Книга Медвежий ключ, страница 26. Автор книги Андрей Буровский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Медвежий ключ»

Cтраница 26

А вот марал оказался беспомощнее — и потому, что меньше, и потому, что не такой решительный. Толстолапый гнал марала двое суток, загоняя в самый глубокий снег. Он сам измучился так, что еле держался на ногах, а рев получался скорее жалобный, чем страшный. Но марал пугался и такого медвежьего рева. Взрослый лось, услыхав такой рык, скорее пошел бы навстречу, потряхивая рогами-лопатами… А марал пугался, судорожно метался и все сильнее увязал в снегу.

Толстолапый оставался больше недели возле туши марала: и для того, чтобы все съесть, и потому, что на следующую же ночь вызвездило, прояснилось, и морозы упали такие, что птицы замерзали на лету. Счастье, что у Толстолапого было достаточно еды.

Дела людей и зверей.

За недели и месяцы скитаний Толстолапый много раз встречал следы охотничьих лыж. Обычно это были старые следы, и около полоски таких следов тянулась серия ямок — это бежала собака. Толстолапый старался не пересекать такие следы, особенно свежие. Услышав собачий лай и выстрелы, он тут же уходил как можно дальше. Но уйдя от владений одного охотника, Толстолапый неизбежно попадал на участок другого, и тут скоро опять слышались выстрелы, лай, а то и человеческий голос.

Толстолапый боялся людей, всячески шарахался от них, и ему казалось, что люди захватили весь лес, что они везде, и от них нет никакого спасения. Наверное, этот страх и выручил его — Толстолапый так и не попался никому из охотников, а ведь если бы охотники узнали о его существовании, они непременно стали бы охотиться на него, и скорее всего, убили бы. Ведь все они считали — шатун смертельно опасен, и его необходимо истребить.

Говоря между нами, Никита Станиславович поступил совершенно по-свински, не организовав охоту на подранка и даже не предупредив охотников — в лесу появился шатун! Свинство объясняется тем, что Никита Станиславович организовывал охоту для очень серьезных людей (вы понимаете?! Для очень серьезных людей! Если вы не понимаете — значит, вы не советский человек!). И конечно же, он был совершенно не обязан думать о всяких там охотниках, проходивших по совсем другому, гораздо более низкому ведомству.

Но для Толстолапого его подлость обернулась величайшим благом. Только раза два за весь декабрь и ноябрь собаки почуяли медведя, и охотники не могли придти в себя от изумления — чего это вдруг сбесились безотказные рабочие псы, стали вести себя, как будто тут где-то рядом медведь… Ведь не может тут быть никакого медведя!

Даже если охотник начинал вести себя нервно, начинал подозревать присутствие шатуна, это не кончалось ничем — ведь страшный шатун так и не налетал на охотника, не таскал добычу из его ловушек, не преследовал его никак и ничем. А значит, и шатуна тут никакого не было; охотник постепенно успокаивался.

Только однажды охотники набрели на цепочку следов Толстолапого, но это были старые следы, полузаметенные поземкой, и нашедшие их никак не могли сообразить, чьи же это следы. Они даже заподозрили, что видели следы «снежного человека», шагавшего тут по сугробам, но никому не стали об этом рассказывать — все равно же никто не поверит. И одной охотничьей тайной в Сибири сделалось больше.

А Толстолапый приобрел ценнейший опыт скрытной жизни под боком у вооруженных людей. Он даже слышал как-то бешеный лай собак, пальбу и медвежий рев. Он правильно понял то, что слышал, и через два дня прошел в том направлении. Толстолапый нашел примерно то, что и ожидал — развороченную, уже совсем холодную берлогу, множество следов людей и собак на затоптанном, смешанном с кровью снегу, и еще нашел что-то странное: растасканные лисицами внутренности, изуродованную топором медвежью голову.

Толстолапый, конечно, не знал, что охотники взяли медвежью берлогу, завалили медведя не для красивых трофеев, а ради мяса и шкуры. Тащить в деревню, за десятки километров еще и голову им совершенно не хотелось, но они вырубили язык и клыки, чтобы продать их в виде сувениров.

Толстолапый заскулил, заплакал было… Но плакать почему-то хотелось уже меньше, чем хотелось два месяца назад, и только мышцы живота сократились так, так сокращаются они в момент броска.

Потому что Толстолапый мысленно увидел, как он бросается вперед, вцепляется в горло человеку. Лают собаки, рвут тело пули, как рвали они бабушку и маму. Но горло человека — вот оно, и кровь стекает по нижней челюсти, груди — сладкая кровь человека, жизнь его смертельного врага.

Что сказать о звериных мечтах? Вот еврейский мальчик, прибившийся к польским партизанам, увидел еще место расстрела, разорванные пулями тела детей — таких, как его младшая сестренка, и ему перехватило было горло… Но что проку в детских слезах? И парень, выплюнув бычок, попросил командира отряда — не позволит ли он собственноручно расстрелять вот этого пленного немца? Не виноватого ни в чем? Может быть… Но зато в такой же точно форме, как у давешнего пулеметчика, и говорящего на том же языке.

К февралю стало часто пуржить, тетерева не вылетали из сугробов. Несколько дней Толстолапый не ел совершенно ничего, и даже вышел на знакомое место — тропу для прохода лосей. Может быть, он и сумел бы свалить молодого безрогого зверя, но молодые шли вместе со старыми, рогатыми; эти могучие лоси чуяли медведя и вовсе не собирались убегать. Они сами качали рогами, сворачивали с тропы, и Толстолапый убегал от них. Хорошо еще, что лоси глубоко проваливались в снег и не могли быстро бегать зимой.

Опять Толстолапый побрел по лесу наугад и спустился ниже обычного, в уже населенные места. К деревне Березовке Толстолапый вышел почти случайно, на лай собак и на запах дымка из печи. Мело, шумела тайга. В такую погоду охотники любят выходить на лося, на марала — животное не слышит шагов по земле из-за шума веток, лап хвойных деревьев, из-за шороха снега, который все время метет ветер.

Толстолапый надеялся, что сможет приманить кого-то из этих лающих животных, собак, как он сумел приманить волка. Хорошо бы, они погнались за ним… Толстолапый прошелся вдоль околицы, чтобы собаки его почуяли. Псы и впрямь срывались с цепи, дико лаяли. Раза два собаки выбегали из-за строений деревни, бешено облаивали Толстолапого, но гнаться за ним никто не гнался.

Падал снег, налетал ветер, пуржило. Погода была примерно как в первые сутки, когда он остался один. Всю жизнь Толстолапый не любил такой погоды, и всю жизнь в такие метельные дни обострялась его злоба к человеку.

В летящих снопах снега привлек внимание странный человек, вышедший из-за домов. Черные стены амбаров остались в стороне, человек все удалялся от деревни. Он не только поэтому был странным, этот человек, он вообще вел себя очень странно, совсем не так, как охотники. Этот человек необъяснимо шатался даже на самом ровном месте, махал руками, что-то говорил сам себе.

— Я кто? Я ч-чел-ло-век? — расслышал Толстолапый. — Я ему кто, тварь дрожащая? А вот хренушки, а накося выкуси! Я т-тоже право имею…

Толстолапый ничего не понял и заподозрил, что этот человек и сам не понимает, что говорит.

А человек шел, удаляясь все дальше от деревни. Он пытался оставаться на дороге, не сходить с нее в чистое поле. Но мело так сильно, такая поземка мела, что порой не было особой разницы, где тут поле, а где дорога. Хорошо хоть, местами дорогу отделяли от поля канавы, и раз пьяный свалился в такую рытвину.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация