Он помрачнел, на лицо набежала тень. Голос от пережитого
волнения стал хриплым и прерывистым:
– Была великая битва… мы победили, однако нас осталось
семеро героев… И мы понимали, что в следующем бою с силами Тьмы поляжем все.
Мои товарищи ушли поднимать народ, а я ударил в скалу, она расступилась, я
вошел в нее и сказал, что появлюсь не раньше, чем моей стране будет грозить
великая беда. Ты меня призвал… реинкарнировал, освободил из каменного гроба,
значит, пришло время Великой Битвы?
– Не знаю, – повторил я. – Как говоришь, звалась твоя
страна?
– Ария, – ответил он с недоумением. – А мы – арийцы… А
что, сейчас кто-то смеет называть ее иначе?.. И почему здесь так сыро и
холодно? Неужели наступил Великий Холод, Предвестье гибели мира?..
Я поперхнулся, сказал торопливо:
– Видать, твою скалу потом распилили на каменные блоки.
Одни увезли на великую стройку египетских пирамид, другие – в Баальбек, а
третьи обтесали и приволокли сюда, в холодную и сырую Англию. Здесь всегда так.
Здесь солнце увидишь реже, чем в Сахаре – дождь. Или Ария в Гималаях? Но ты не
один, не один такой… Хотя, признаю, первый! Потом по твоему примеру в скалы
ломанулись целые толпы. Мгер Младший все еще спит в скале, ждет, когда плохо
придется его Армении. Даже землетрясение в Спитаке не разбудило. Король Артур
спит неподалеку, Кухулин – севернее, княжна Лебедица – к востоку, король Ирпинь
со своими сыновьями – по ту сторону пролива, но рекорд поставил Илья Муромец –
ушел в скалу с семьюдесятью богатырями и всей дружиной! Где он только и скалу
там нашел…
Арий слушал внимательно, лицо становилось все несчастнее. Но
посуровел, подобрался и сказал твердо:
– Значит, в последний бой вступит большой отряд героев.
– Да, – согласился я, – только… гм…
Взгляд мой не отрывался от его плеча. Татуировка выполнена
неплохо, но не мастером, это видно. Удалить ее будет не жаль, а само удаление
займет от силы десять ми-пут и обойдется в двадцать долларов.
– Ты это… – я указал на свастику, – спрятал бы ее.
Он в удивлением проследил за моим пальцем. Взгляд достиг
эмблемы на правом плече:
– Знак Солнца?.. Что, настало царство Тьмы?.. А,
понимаю, почему ты инкарнировал именно меня, вечного борца с силами Тьмы и
Хаоса…
– Да нет, – прервал я. – Просто сейчас такой период…
отрезок времени… потом все наладится!.. что этот твой знак считается в ряде
стран… гм… промышленно развитых, но умственно отсталых, потому диктующих свою
волю остальным… словом, он считается чем-то нехорошим.
Он взревел, как разъяренный лев, не столько раненный,
сколько оскорбленный:
– Что? Светлый знак Солнца?
– Увы, – сказал я торопливо. – Он самый. Свастика.
Сварга, если по-старорусски… Ну что делать… Мир такой! Так что накинуть бы тебе
че-нить…
Он сказал несколько рассерженно:
– Со мной походный мешок, там есть пара рубашек.
– Возьми, – посоветовал я.
Он быстро сбегал, ухитрился снова не свалить глыбу, вернулся
с объемистым заплечным мешком. Я проследил, как опустил на землю, на свет
появились рубашки.
Я поморщился:
– Хороший покрой, самый раз… но цвет, гм…
– Что цвет? – спросил он свирепо.
– Коричневую не надо, – объяснил я с неловкостью, –
черт знает что подумают… Да если бы только подумали, а то радостно так
затявкают: ага, мол, фашисты, фашисты, фашисты! Глохнешь от их подобострастного
тявканья. Добро бы тявкали только те, кому это по рангу, по должности и по
прочим признакам, но больше всего крику от наших же придурков, что таким
образом грамотность свою показывают, как телеграфист Надькин, но никак не
поймут, почему все-таки телеграммы сухие… И черную – упаси боже!!! Да и синюю
не стоит, с нею тоже разные ассоциации, намеки, то да се. Кто сионистом
обзовет, кто педиком – все одно как-то не совсем по шерсти, если в самом деле
не педик… А синяя – слишком близко к голубому, как бы концентрация голубизны,
еще злее, ядовитее… Да, красный цвет хорош, но если в зюгановцы запишут, то
демократы понятно чем закидают!.. Не отмоешься. А то и вовсе – тьфу-тьфу! –
ампиловцем сочтут, это вообще как красная тряпка для вечно брюзжащего
интеллигента. Зеленую? Приятный цвет для глаз, для сукна под бильярд, врачи
рекомендуют, но только…
– Что?
– Да как бы не приняли за зеленого. Ну, которые кошек
подбирают, траву берегут, под судна кидаются… Зеленым хорошо быть только в
Гринписе, да и то в открытом море. Где-нибудь посредине. Иначе сразу придется с
нефтяными пятнами бороться, дохлых чаек спасать, из пингвинов дуст вытряхивать…
– Разве это плохо?
– Понимаешь, – сказал я совсем уж затравленно, –
зеленые сейчас почти антиглобалисты, а у нас сейчас такая форма фашизма,
демократией зовется, что все запрещено, окромя самой демократии! Так что и
желтую положь взад, а то примут как намек на желтомордость, проблема Азии стоит
остро, там такое происходит, прям взрыв национальных чуйств! Во всем находят
оскорбление для нацдостоинства и нацинтересов. Возьмут и перестанут поставлять
компьютеры да телевизоры, вся Европа загнется без их бытовой техники.
Он с убитым видом вытаскивал и вытаскивал из сумки рубашки,
я рассматривал и отвергал либо по вышивке, либо по намекивающему цвету, гора
одежды стала едва не выше самой скалы, наконец я воскликнул:
– Стоп!
Он смотрел с недоумением:
– Что ты увидел?
– Вот это! Что это у тебя?
Он пожал плечами:
– Да просто еще один мешок. В запас.
– Его и наденешь, – распорядился я. – Это демократично.
Серый цвет – что надо. Никто не придерется. Сейчас весь мир серый, и везде
торжество серости. Это называется демократией, чтоб ты так хорошо жил… в
смысле, чтоб знал! Мы с тобой прикинемся, что на стороне победителя!.. Сейчас
все так делают, здоровье дороже. К тому же, если разобраться, в сером цвете
есть все, потому он и такой вот богатый… Скоро и нефть всю подгребет.
Арий покачал головой:
– Ты что-то путаешь. Это в белом – и красные, и
коричневые, и голубые, а в сером – только серость. Ладно, мы в стане врага,
надо идти так, чтобы нас не заметили.
– Нас? – переспросил я. – У тебя свой бой… ну, вернуть
свободу и независимость Арии… или Арьеланду? А я должен нагнать своих врагов,
пока не удрали к звездам.
Его глаза загорелись.
– К звездам? Они – боги?
– Посильнее, – буркнул я. – Но и мы не лыком шиты.
Он смотрел на меня с великим уважением.
– Я – твой воин, – сказал он твердо. – Сейчас мы
настигнем твоих врагов, я обязан тебе помочь, ведь это ты меня освободил из
камня, а потом ты поможешь мне возродить былую славу моей великой страны.
