Совсем близко донеслись голоса. Я затравленно оглянулся. На
краю дыры, которую я перепрыгнул, появился крюк, тонкий линь спускается вниз,
подрагивает, натянутый очень туго. В страхе, что не успею, я подбежал,
пригибаясь без нужды, из отверстия как раз показалось круглая голова,
обвязанная платком. К счастью, голова смотрела в другую сторону, я одной рукой
ухватил за ствол автомата, ногой с наслаждением саданул в темечко.
Линь задрожал, пальцы удальца разжались, с жутким воплем
сорвался вниз, сшибая всех, кто карабкался следом. Уже с автоматом в руках я с
напряжением следил за торкессой. Внизу только тот элегантный гад, который босс,
он увидел ее издали, повернул обеими руками крупнокалиберный пулемет, я видел,
как все его крупное тело затрясло от выстрелов. Крупные, как огурцы, гильзы
фонтанчиком взлетели вверх, грохот наполнил цех.
Она вскрикивала, отползала, такая прекрасная,
одухотворенная, возвышенная. Гад радостно хохотал и строчил из тяжелого
пулемета. От пуль высекались искры, это было похоже на бенгальские огни. Она
наконец увидела железную лестницу, ведущую вверх, бросилась по ступенькам, гад
выпустил вслед целую очередь, что уже изрешетили бы броню танка. Пули с визгом
рикошетили от железных ступенек, мне показалось, что там на всех ступеньках
работает электросварка.
Гад с рычанием отшвырнул пулемет, выхватил гранатомет и
выстрелил в сторону убегающей фигурки. Ракета с визгом ударила в плиту над ее
головой, сорвала и унеслась, а торкесса, едва не сорвавшись вниз от испуга,
побежала дальше.
Гад заорал злобно, я видел, как он повел широким стволом,
оттуда вырвались один за другим три столба огня, понеслись вслед за тремя
ракетами, способными остановить танк или сбить новейший
истребитель-бомбардировщик. Торкесса закричала жалобно, как молодой заяц.
– Пригнись! – заорал я. – А теперь влево… Нет,
вправо!..
Она прыгала, увертывалась, ракеты вспарывали воздух совсем
близко, одна зацепила за край облегающего костюма, торкесса едва удержалась на
ногах, но успела ухватиться за поручни. Ракета, вырвав клок, свернула в сторону
и с грохотом взорвалась, ударившись в бетонную стену.
Торкесса наконец выбралась наверх, почти не запыхалась,
только жаркий румянец на обеих щеках, бежит в мою сторону, оставшись в розовых
трусиках и таком же розовом лифчике, грудь высоко подпрыгивает, мышцы на
длинных стройных икрах играют, а красные волосы растрепались и красиво струятся
по воздуху. Она бежала длинными плавными прыжками, зависая в воздухе, словно
передвигалась по Луне, у меня сердце щемило от нежности.
На повороте задела бедром зазубренные от множества пулевых
попаданий перила, я успел увидеть мелькнувший клочок. Сорванные железом
разорванные трусики остались на перилах. Торкесса неслась ко мне, как Афродита,
бегущая от тираннозавра-рекса.
– Вниз! – крикнул я.
Она мигом упала плашмя, над ней пронеслись две огромные
ракеты. Торкесса тут же подхватилась и помчалась, а на металлическом полу
остался, зацепившись за ржавые шляпки заклепок, розовый лифчик. Крупные груди
эротично колыхались на бегу, все ее тело настолько волнующее и нежное, что я
застонал от сильнейшего желания, от просто невыносимого желания тут же прибить
этого гада, эту сволочь…
Я встал во весь рост, крикнул взбешенно:
– Лилея, пригнись!
Автомат затрясся в моих руках, струя крупнокалиберных пуль
ушла над головой босса. Он успел нырнуть за тяжелую станину пресса, а когда я
переменил позицию и постарался достать сверху, там уже пусто. Сердце мое
похолодело, я оглядывался в панике, знаками велел торкессе спрятаться за
чем-нибудь массивным, что крупнокалиберные пули не пробьют, как папиросную
бумагу.
Она взглянула вопросительно, перевела недоумевающий взгляд
на свою высокую грудь, ее пальцы коснулись изгиба восхитительного бедра, снова
посмотрела на меня с непониманием во взоре:
– Здесь?
– Спрячься, дура, – прошипел я. – Он поднимается
наверх… если уже не поднялся!
Она затаилась, я сбросил рубашку, бросил ей, показывая
знаками, чтобы оделась, дура, так женщины выглядят еще эротичнее, а голые, что
голые, мы все рождаемся голыми, это не так интересно.
Пока она одевалась, укрывшись за массивной станиной, я изо
всех сил напрягал слух, но рядом двигаются огромные поршни, чавкает, хлюпает,
брызгает горячим маслом. С другой стороны вращается огромное колесо маховика,
тяжелое, как православие, скрипит проржавевшими догматами, я отбежал на
цыпочках, уши на макушке, глаза врастопырку, обогнул массивный пресс, сердце
радостно подпрыгнуло.
Впереди крадется фигура, двумя руками держит пистолет, тоже
готов ко всем неожиданностям, кроме тех, что сзади, уши на макушке, глаза
врастопырку, в чем-то моя копия, но только я на стороне Добра, видно по моему
торсу и благородному лицу, а он весь из себя злодей, даже крадется
по-злодейски.
Я тихохонько догнал, шум от работающих машин глушит звук
шагов, сказал негромко:
– Не там ищешь…
Он резко обернулся, но приклад автомата уже двигался по
рассчитанной траектории. Они встретились в точно заданной точке: приклад и не
менее массивная челюсть. Хрустнуло, но приклад выдержал, а челюсть – нет. Босс
отшатнулся, пальцы разжались, пистолет выпал. Я подхватил его ударом ноги на
лету и отправил в угол.
– Ты не…
Вторым ударом я попал в переносицу. Тоже прикладом. Босс
покачнулся, колени подогнулись, он завалился лицом вниз. От удара дрогнул
металлический пол, быстро растеклась кровавая лужа, похожая на Крабовидную
туманность.
Я стоял над телом, настороженно выискивал взглядом торкессу.
Что это последний, сомнений нет, босса всегда убивают в конце, но как бы эта
ворона… красивая ворона, правда, да еще с такой фигурой, если честно… как бы не
сунула палец под пресс, не сломала каблук или, что куда страшнее, не попортила
маникюр, то-то визгу будет.
Босс зашевелился, начал подниматься, я проворонил, и, только
когда он выпрямился во весь рост, в глазах изумление, я замахнулся кулаком в
челюсть, вместо этого ударил ногой в пах. Он перегнулся от боли, прохрипел в
великом изумлении:
– Запрещенный… прием…
– Теперь все отпрещено, – отрубил я. – Понял?
И с размаха саданул ногой в челюсть. Он рухнул на спину, я
подпрыгнул и пару раз с силой саданул по ребрам. Захрустело, словно кубинцы
снова ломают сахарный тростник голыми руками. Он вскрикнул:
– Лежачего?
– А я сторонник восточных единоборств, – ответил я
нагло. – Сейчас Восток на марше, а мы все демократы!
– Демо… кра… ты?
– Ну да, – ответил я, – теперь можно и ниже пояса, и в
спину, и лежачего!
Торкесса подбежала, держа в руках, молодчина, пистолет.
Правда, несла брезгливо, как лягушку, от которой бородавки и морщины. Я
ухватил, не глядя, сунул за пояс.
