– Тогда разрешите прислать шампанское в вашу гримерную?
– поинтересовался я.
– С условием, – произнесла она богатым оттенками
голосом, – что вслед за шампанским заглянете и вы?
– О, йес! – ответил я с воодушевлением. – Карамболь!
Глава 6
Она посмотрела оценивающе на позеленевшую торкессу в моей
рубашке, все женщины в этом заведении, как догадываюсь, сразу сообразили, что у
моей спутницы под моей рубашкой ничего нет, даже трусиков, женщины это
чувствуют сразу, но все же певица улыбнулась с победоносностью во взоре: у нее
и грудь крупнее, и зад выше, не надо на полусогнутых, и волосы длиннее, а все
мужчины обожают, когда длинные волосы по подушке…
– Да, – сказала она многозначительно, – карамболь!
Торкесса, задыхаясь от гнева, нет, уже от ярости, смотрела
ей вслед испепеляющим взором.
– Ваше сиятельство, – едва выговорила она лязгающими
зубами, – вы уверены, что… что это существо… с этой примитивной культурой…
способно… вообще способно…
– Уверен, – ответил я великодушно.
– Но ее уровень!
Я ответил лениво:
– А я в этой области не ищу высокие уровни. Наоборот,
чем проще, тем кайф выше.
Торкесса замолчала, потом сказала негодующе:
– Так вот почему вы поедаете ее таким пылающим взором?
Я пробормотал:
– Оттого что сейчас на диете, не значит, что не могу
читать меню… Лилея, что за делы? Мы на задании.
– Но вы, милорд, – сказала она обвиняющим тоном, – весь
разбухли!
– Ну, не весь, – пробормотал я, – но, дорогая, человек
не может все время быть в погоне, в науке или в постели. На то он царь природы
и венец творения! Надо чередовать, чередовать, чередовать… У нас попробовали
задержаться на великой стройке чуть дольше, чем позволяла биология, целую
страну обвалили с таким грохотом! Всю планету качает, как паука-плавунца на
волнах!
– Но разве не знаете, что чем больше…
– Нет, – прервал я поспешно, – я не верю, что это
решает все проблемы. Поголовная мэйдфакия началась еще в шестидесятых, но войны
как шли, так и идут. И с ваучерами надули! И озоновая дыра не уменьшилась…
Погоди, что ты все сворачиваешь на эту тему? У тебя эти две недели ученичества
на секретного агента на чем оборвались?
Она мило покраснела, прошептала:
– На первом же уроке по обольщению…
– Понятно, – протянул я. – Значит, ты не зацикленная,
просто ничего другого не знаешь… а знания показать хочется. Ну, хотя бы те, что
на первом уроке?
Она потупилась, на щеках заиграл румянец, перебрался на лоб
и шею, а восхитительнее всего, когда запылали уши. Я подозвал официанта, велел
отнести лучшее шампанское и цветы в гардеробную певицы, сразу же уплатил,
другой принес и поставил краешком поднос на край стола. Не чинясь, я помог
перегрузить на стол все два десятка блюд, он пришел в восторг от такой
демократичности молодого олигарха.
Торкесса смотрела на множество блюд в тупом недоумении.
– Зачем это все?
– Будем есть, – сообщил я бодро. – В смысле, ты –
кушать, а я – жрать!
– Но почему так много? – спросила почти в отвращении. –
В кого я превращусь?
– Ага, – сказал я злорадно, – и у вас есть проблемы с
весом?
– Нет, но это просто… просто…
Я не слушал, разделывал большим ножом гуся, коричневая
корочка потрескивает, из надрезов вырвался горячий пар, ноздри мои жадно ловят
одуряющие запахи, стараясь вобрать все, чтобы не уплывали в сторону чужих
столов. Потек прозрачный сок, желудок начал дергаться в нетерпении.
Торкесса едва коснулась жаркого на ее тарелке, как тут же
опустила нож и вилку. Глаза ее, очень серьезные, вперили в меня вопрошающий
взгляд.
– Милорд… разве нам не надо… спешить?
– Надо, – согласился я, – но, увы, ты не понимаешь…
– Чего?
Я развел руками, изобразил мимикой титаническую работу ума,
пожал плечами, снисходительно улыбнулся:
– Нет, все равно не поймешь… Нет-нет, не реви, я сам не
понимаю, правда. Но такова логика, весьма абсурдная, согласен. Но разве не в
абсурдном мире живем? Однако он построен на неких законах, нам неведомых. Один
из них в том, что, какой бы ни была спешной погоня, мы просто обязаны время от
времени заходить либо в стриптиз-бары, либо в бордели…
– Фу!
– Что делать, таков закон. Даже выше – Закон! Вот так
заходить в бордели, а также вот так сидеть и с аппетитом жрать, от пуза жрать,
чувствовать запах и даже аромат жареного мяса, слизывать сок с пальцев… Я
понимаю это так, что человек состоит не из одной гонялки, человеку надо что-то
еще… например, мы можем во время погони заскочить в музей Изящных Искусств,
вдруг там злодей, а там я тебе попутно расскажу о Ренессансе, Серебряном веке
или сокровищах Тамонхаима…
Она посмотрела на меня с подозрением.
– А вы, граф, в самом деле знаете?
Я бесстыдно улыбнулся:
– Если честно, то сейчас не знаю даже, где этот музей и
есть ли такой на самом деле. Но если вдруг окажемся вблизи и будет подозрение,
что преступник забежал в музей, то… Сама понимаешь, я смогу, в самом деле
смогу, откуда и возьмется, рассказать об истории создания картин, об их великой
ценности. Конечно, если будем честнее, то предоставим рассказывать
экскурсоводу, но так, правда, несколько померкнет мой имидж
интеллектуала-искусствоведа со стальными мускулами.
Она слегка поморщилась от моего чавканья, даже рев музыки не
заглушает, но должен же я оттянуться в чем-то желудочном, раз сдерживаю позывы
генитальности, а то все о музее, Ренессансе, Серебряном веке, сокровищах
Тамонхаима, сколько можно, человек не может о высоком столько, а вот о низком
может всю жизнь, а потом отыщет и еще что-нибудь, но не высокое, а еще более
низкое, это же проще.
Однако мой аппетит оказался заразительным, сперва клевала,
как птичка, потом ела, как мышка, а потом уже – как здоровый раскрепощенный
бегемотик, ведь с полуобезьянами жить – по-английски говорить.
Я наливал ей в высокий бокал шампанского, вскоре щечки
торкессы заалели уже не от смущения, совсем не от смущения, глазки заблестели.
Время от времени оглядывала зал, заметила наконец, что хотя зал с множеством
столиков, но наверху, если подняться по лестнице, еще столы, там явно дороже,
ибо каждый стол отделен от соседнего перегородкой, а дальше вообще стена с
красиво оформленными дверьми, на каждой номер. У меня в черепе что-то
зашевелилось насчет комнат с номерами, но не мог вспомнить, только лезут всякие
обрывки анекдотов, но это у всех, сейчас каждый набит анекдотами в той мере,
как наши отцы были набиты мудрыми мыслями, а деды – революцьенными лозунгами.
