Мелькнули поручни, тряхнуло, подбросило, машина едва не
выскочила из желоба, но уже понесло по спирали. Торкесса визжала, молодец, все
правильно, на этом аттракционе всегда визжат, иначе зачем деньги тратили,
справа и слева что-то мелькает, страшно скрипит, гукает, вспыхивают огни, а
страшные динозавры раскрывают пасти и делают вид, что собираются схватить.
Неплохой аттракцион, особенно на халяву.
– Серая спираль, – заявил я, удерживая руль.
Нас с силой прижимало то к левому, то к правому борту,
ремень безопасности трещит от натуги. Торкесса перестала визжать, ошеломленная
моим спокойствием.
– Что?
– Серая, говорю. Зеленая, красная и черная – ведут в
воду. Видишь бассейн? Черный желоб – самый страшный! Там еще и раскручивает,
прежде чем швырнуть. А серая спираль сейчас…
Спираль все суживалась, центробежная сила прижимала к
стенке, но там зацепиться не за что, в этом покрытом пленкой туннеле обычно с
визгом несутся полуголые тела жаждущих испытать острые ощущения, я напрягся и
покрепче уцепился за руль, впереди блеснул солнечный свет, машина вылетела с
разбегу, пролетела по воздуху два-три метра и приземлилась на все четыре колеса.
Шагах в пяти полыхал, как огромный коктейль Молотова,
роскошный даймлер с затемненными стеклами. Неведомая сила сплюснула незримым
прессом, из разбитых окон и дверей высунулись двумерные руки, обгорающие в
прекрасном CD огне. Нам хватило инерции, чтобы взрыхлить песок и вырваться на
простор, впереди красиво уложенные широкие плиты, еще дальше асфальт, я
переключил скорость, мчались, сшибая мусорные бачки, водоразборные тумбы и
столики с цветами и тортами. Торкесса прокричала в ужасе:
– Да когда же это кончится?
– Шлагбаум! – прокричал я.
– Что?
– Шлагбаум! – крикнул снова я. – Мы должны еще успеть
проскочить перед опускающимся шлагбаумом! Чтобы поезд отрезал их от нас!
Она заорала раздраженно:
– За нами уже никто не гонится!
– Точно?
– Ты что, не видел их?
Я крикнул:
– А, это они приземлились чуть раньше нас, минуя желоб?
– Да, какой ужас!
– Труп врага всегда хорошо горит, – ободрил я ее
мужественно. – Держись, иду на обгон!
Она огляделась, даже высунула голову в окно, долго смотрела
на машины, привлекая всеобщее внимание. Сказала сердито:
– За нами никого нет!
– Уверена?
– Да, – отрезала она. – Ты всех их угробил… какой ты
жестокий!
Я несказанно изумился:
– Это обо мне? По-моему, они сами разбивались,
сталкивались, недопрыгивали… или прыгали мимо. Я только убегал, как зайчик.
Маленький такой белый и пушистый зайчик. Но ты, Екатерина, не права…
– Я не Екатерина!
– Да это я из песни… У меня настроение такое
романтическое, песенное. Ты не права, что никто не гонится. Мобильников у них
нет, что ли? Наверняка на хвосте три-четыре машины. Потому и надо до самого
шлагбаума, это неизбежно, как восход солнца… Чем ночь темней, тем ярче звезды,
да будет солнце, пусть всегда будет мама, да сгинет тьма!
Она торопливо вытащила из бардачка карту, полистала, я все
наращивал скорость, шел на опасные обгоны. Наконец она воскликнула раздраженно:
– Откуда здесь шлагбаум? Здесь поезда никогда не
водились!..
– Должен быть, – ответил я упрямо. – Обязательно будет.
Нельзя без шлагбаума. У тебя устаревшая карта. И вообще инопланетная. Наш мэр в
кепочке всегда что-то придумает…
Она некоторое время молчала, только хваталась крепче за
сиденье. Лицо бледнело, она с силой потерла виски, помассировала уши, задышала
глубже, стараясь успокоить нервы. Вдруг на лице проступило выражение
сильнейшего недоумения.
– Постой, как это поезд отрежет их от нас? Разве не мы
гонимся?
– Точно? – переспросил я.
– Да… ведь мы должны найти босса нашей команды,
которого похитили?
Я раздраженно ответил:
– Меня тоже так тряхнуло, что в голове перемешалось. И
вообще, с этой погоней в крови быстро забываешь, кто за кем… Впрочем, так ли уж
это важно? Но тогда разнесем шлагбаум и тоже успеем. Именно перед самым-самым
носом несущегося на полной скорости локомотива.
Она вздрогнула, плечи зябко передернулись.
– Ну, знаешь ли… А нельзя ли прибавить скорость?
– Да хоть прибавить, – ответил я, – хоть убавить – все
равно перед самым носом, а уж он мчится дай боже!
– Да, – сказала она несчастным голосом. – Видела я ваши
чудовищные самые поездатые поезда. Если такой наскочит, то перекаренит
наверняка…
– Если перекаренит, – ответил я сурово, – то мы,
значит, не герои. Героев поездом не давят!
Она вроде бы подбодрилась, женщины всегда черпают энергию в
нашем мужестве, не догадываясь, что мы сами исподтишка черпаем силы в самом их
присутствии. А я подумал невесело, что поезда давят и героев. И не всегда
только черношляпных.
Железнодорожный переезд показался почти одновременно с
движущимся на огромной скорости поездом. Я выжимал из двигателя все, что
удавалось выжать, поезд агромадный, тяжеленный товарняк, несется, как будто в
ад, там вагонов сто, если не тысяча, жуть, торкесса сбледнула и закрыла глаза,
да еще и сжалась в комок, став размером с не самого крупного микроба.
– Ну, – сказал я вслух, – держись!
Земля трясется, поезд предостерегающе загудел, шлагбаум
давно опущен, но я с силой вдавил педаль газа в пол, машина не мчится, а летит,
треск, это красиво вспорхнули обломки шлагбаума, Оскара за постановку… ну хотя
бы Нику, торкесса открыла глаза, любопытная, и тут же в смертельном ужасе
зажмурилась, ибо мы как раз на переезде, а поезд вот он, бьет нас огромной
стальной головой…
Слегка тряхнуло, мы понеслись по пустынному шоссе, а поезд с
тяжелым грохотом несется там за спиной, отрезав преследователям путь, закрыв им
дорогу, спасая нас, как всегда спасал беглецов, где-то карауля и как-то
узнавая, когда и в какой момент нужно выскочить, развить чудовищную скорость и
успеть отрезать от погони.
– Задел… – прошептала торкесса в ужасе, – он нас задел!
– Да, – согласился я. – Помню, как в прошлый раз… нет,
в один из позапрошлых, он был тогда симплицийскими скалами и тоже успел
расщепить доску из кормы моего «Арго»… А сейчас что, сорвал номер?
– Не вижу, – ответила она, – почему-то не вижу.
– Странно, – сказал я. – Ладно, сделаем вид, что гоним
в ремонт.
Тоненько пропищал мобильник. Я машинально похлопал по
нагрудному карману рубашки, пусто, похлопал по другому, тоже нет, вспомнил, что
я обнажен до пояса, а рубашка моя на торкессе, пощупал карманы на ней, она
замерла и уставилась на меня испуганными глазами. Я ощутил, что в кармане
ничего… конечно, я бы не сказал, что совсем уж ничего, но так можно и по морде
схлопотать, торкесса вскрикнула, я едва успел вывернуть руль. Мимо пронесся
встречный многотонный грузовик. Мелькнуло белое лицо водителя, даже не понимаю,
как я в самый последний миг крутанул руль, все же нас чуточку тряхнуло,
противно чиркнуло.
