– Нет-нет, – сказал я поспешно, – уже бодр, пьян и нос
в табаке. Что мы ищем? Ах да, нашего резидента! Щас мы это самое…
Чем хороши суперкомпьютеры, которые используют НАСА и ЦРУ,
или другие правительственные учреждения, так очень простым графическим
интерфейсом. Если же графического интерфейса нет, то используется чрезвычайно
мощная оболочка, понимающая литературный английский. Это значит, что такая
оболочка предоставит доступ к любой нужной информации, стоит набрать вроде:
«Получить доступ к секретным файлам».
И еще очень мило, что эти компьютеры загружаются не больше
чем пару секунд, любые сложнейшие вычисления и загрузка хоть терабайт инфы
занимают те же две секунды, а выключать комп можно, не сохраняя данные. Он сам
знает, когда сохранять, а когда и не надо.
Я быстро отстучал вопрос, стараясь ни разу не задевать
пробел, но комп знал, что собираюсь написать, и заранее исправлял опечатки и
раздвигал слова на благоразумное расстояние одно от другого. Буквы бежали по
экрану крупные, четкие, чтобы тот, кто смотрит издали из-за моего плеча, мог
рассмотреть без бинокля. И, что понравилось, у суперкомпьютеров не бывает
курсора.
Наконец я энтерякнул, в компьютере загудело, застонало,
слышно, как заработали маховики, пошли перекачиваться ведра жидкого гелия и
азота, из слота поползла широкая перфолента, я подхватил край и заправил в
другой слот, напротив. С минуту двухпотоковый комп переваривал информацию,
Торкесса вздрогнула, на экране высветилась зловещая красная табличка: «Отказ в
доступе». Она жалобно вскрикнула, все рушится. Я стиснул челюсти, подумал и
кликнул на «Игнорировать». Табличка послушно исчезла, высветился сверхсекретный
список.
Торкесса вскрикнула уже ликующе:
– Какой ты умный!
– Да уж, – признался я скромно. – Такое могу только я.
Я быстро отыскал среди шести триллионов файлов с нужным расширением,
вывел его на экран. Торкесса пригнулась, всматриваясь, свет от монитора падал
на ее одухотворенное лицо, я же засмотрелся на ее эротично изогнутую в нужных
местах фигуру. Вдруг она вскрикнула:
– Что это?
Файл быстро исчезал с экрана. Я выругался:
– Кто-то удаляет!
Я торопливо застучал по клаве, пытаясь остановить, однако
файл исчезал, истончался, как льдинка в горячей ладони, через пару мгновений мы
смотрели на белый экран. Мои пальцы простучали команду: «Unerase», я стукнул по
вводу, в ответ послышалось оскорбленное жужжание, на экран выпрыгнула табличка
холодного цвета: «Команда неверна, сменить пользователя».
Я нехотя слез с кресла:
– Лилея, давай попробуй!
Она сказала сердито:
– Это же комп высшего класса, здесь даже видно, как
удаляют файл, операционка W-XP-56, а ты – unerase! Еще бы undelete отстучал!
– Хорошие команды, – огрызнулся я. – Старые, надежные,
еще от предков наших, скифов. Твой комп – Иван, не знающий родной истории! А
это чревато боком.
Она быстро села на мое место, пальцы запорхали над
клавиатурой, затем запрыгали, как капельки дождя. Печатает со скоростью тыща
знаков в секунду, ни разу не задела клавишу пробела, но и ее слова идут
аккуратные, отделенные одно от другого, с крупными буквами, чтобы их мог узреть
каждый от дальней стены. Наконец красивые гибкие руки совершили последний
аккорд, кисти красиво взлетели для последней ноты, указательный палец коснулся
Enter…
Длинные слепящие искры с шипением выметнулись из ящика
компа. Из монитора, даже из клавиатуры и мышки раздался грохот, лязг, полыхнуло
призрачное пламя, вспыхнул синий огонь. Торкессу отшвырнуло через прогнувшуюся
спинку кресла к противоположной стене. В комнате запахло гарью, горелой
изоляцией. Из компьютера во все стороны ударили длинные шипящие факелы искр,
бенгальские огни, запахло китайской пиротехникой.
Я подбежал к ошалелой красотке.
– Ты все о’кей?
– Да, – ответила она с трудом. – Я вся о’кей…
Глаза закатывались, двигала нижней челюстью из стороны в
сторону, словно кистеперая рыба, перетирающая первобытную устрицу.
– Попробуешь еще? – спросил я.
– Лучше ты… – прошептала она.
– Он вроде бы не просил сменить юзера!
– Он просто… онемел… от возмущения.
– Ладно, – согласился я.
Я сел на ее место, не так быстро постучал по клавишам, к
тому же пользовался пробелом и шифтом, а промахи подправлял делэйтом и
бэкспейсом. Комп наблюдал с явным подозрением, а когда я стукнул по энтеру,
поколебался, я слышал, как чешет затылок, размышляет, не послать ли меня на формат
низшего уровня, я даже ощутил накопление энергетического потенциала в
клавиатуре, шарахнет так, что руки обуглятся, однако на экране наконец
появилась надпись: «No».
Я почесал в затылке:
– Прямо лакедемонянин!
– Это кто?
– Это те, кто сперва стреляют, в смысле рубят, а
разговаривают потом. По минимуму. Родоначальники экшена.
Она поежилась:
– Ему осталось только выстрелить! Что будем делать?
Я раздраженно огляделся, посмотрел на часы.
– Но где же этот Кварг? Обещал прибыть вовремя!
От дверного проема раздался голос:
– Здесь!
Из дымного облака, застилающего развороченный дверной проем,
вышел Кварг. За руку он тащил мальчишку лет семи, сопливого и волковатого,
смотрит исподлобья, глаза красные, воспаленные, словно болен трахомой, но я
сразу, еще не видя его задницу в твердых мозолях, догадался, кого Кварг привел,
кивнул на суперкомпьютер:
– Пробуйте.
Послышался неприятный металлический скрежет. Со всех сторон
опускались металлические щиты, перекрывая двери. Торкесса ойкнула заячьим
голоском, первой сообразив, что нас заперли, отрезали от мира, мы в ловушке.
Вспыхнули две лампочки, их называют боковушками, обе удачно подсветили
встроенный в стену огромный черный ящик с большими красными буквами на торце:
«Бомба». С приятным мелодичным звуком откинулась крышка, высветился цветной
жидкокристаллический экран. Мягко и торжественно заиграл симфонический оркестр,
идет прямая передача из Большого театра. Я узнал «Лебединое озеро», четкость
изумительная, разрешение три двести на тыщу восемьсот, смануфактурено по ноль
девять, но если надо, то вся мощь нанотехнологии должна служить человеку.
Компьютер, похоже, зачем-то переключил каналы, высветился
рабочий с контрольной сеткой для настройки, еще два щелчка, и появились крупные
красные цифры, чтобы их видно было за километры. Мы все замерли, потеряв дар
речи. Такие вот красные цифры всегда отсчитывают время до исполинского взрыва.
Торкесса вскрикнула:
– Всего десять минут?.. Мы погибли!
