– Говорю, – объяснил я, – чувство, испытываемое
человеком к Богу и собакой к человеку. Ну, у вас богов нет, вы ж продвинутые,
так у вас благоговение находит другие мишени…
Она раздраженно отмахнулась:
– Ты ничего не понимаешь!
– Ты тоже, – заметил я, – но ты ведь чуйствуешь, да?
Вот всеми фибрами, всем эпителием и всеми органами, особенно спинным мозгом,
только седалищный нерв молчит, молчит в тряпочку.
Огрызнуться не успела, домик приблизился, пришлось
умолкнуть. Бабы Маланьи не видно, я представлял ее в виде дряхлой сморщенной
старушки, а от колодца с коромыслом через плечо, раскачиваясь на ходу и
выплескивая воду, двигается пошатывающейся походкой человек в старой,
поношенной одежде и в растоптанных башмаках, из которых торчат пальцы. Подошва
одного подвязана веревочкой, но все равно отстает и пришлепывает при каждом
шаге.
– А вот и пришелец, – сказал я с неясным чувством
злорадства.
Торкесса взглянула на меня с испугом.
– Почему? По ауре? Так ее не видно даже мне…
– Ведра с водой тоже надо уметь носить, – объяснил я, –
да еще полные! Приноровиться к такту, соразмерить с амплитудой шагов, учесть гравитацию
планеты и солнечных пятен…
Она прошептала с чувством, похожим на благоговение:
– Видимо, он в самом деле не зря…
– Да, конечно, – согласился я, а сам подумал, что хорош
был бы я, если бы попытался среди дикарей добывать огонь трением. Или даже высекать
из камней. – Это в самом деле Великие Знания… И – почти потерянные. Как и
сложнейшее искусство изготовления хомутов… Об этом как-нибудь в другой раз.
Даже обучу носить, тебе понравится.
Она все отставала, замедляла шаг, я чувствовал, как в ней
дребезжит каждая косточка, каждый фибр и небр, а также карб в астрале, я же
встретился с пришельцем почти у калитки, улыбнулся, видя, что половина воды
расплескалось по дороге, сказал доброжелательно:
– Трудная наука носить воду? В вашей галактике такое не
умеют?
Он взглянул остро, лицо слегка дрогнуло, в глазах возникло
смятение. Я открыл перед ним калитку, это и я знаю, за какую веревочку дернуть,
у моей бабушки тоже такая, пришелец проговорил нетвердым голосом:
– Спасибо… Как вы узнали?
Я пропустил его вперед, сам пошел следом, а когда он у
крыльца начал трудное дело снимания коромысла, поддержал, чтобы не расплескал и
остатки воды.
– Как продвигается дело с поисками Великой Сермяжной, –
спросил я, – а также исконной и Посконной… Ах да, в этом акцепте ее искал еще
Васисуалий, а вы ищете под углом Великой Истины?
Он проговорил слабым голосом:
– Присядем…
Торкесса остановилась в сторонке, пришелец лишь мазнул по
ней безразличным взглядом, таких полно во Вселенной, привык, не замечает, как
мы не замечаем воробьев и муравьев. Мы присели прямо на пороге, отсюда такой
дивный вид на луг, на далекий лес, на застывшие над ним багровые облака.
– Вы знаете, – сказал он надтреснутым голосом, – ищу,
ищу, ищу… но в последнее время такое отчаяние накатывает, что вот взял бы да
разнес всю эту Галактику в пыль, вернул ее в первоначальную праматерию, это для
меня раз плюнуть, ведь так обидно, что Истина так близко, так возможно, и так
возможно, и даже вот так возможно, но я ее никак, ну никак, даже не пощупаю, не
то чтобы овладеть…
Дилетант, понял я. Стопроцентный дилетант, то есть человек –
кто готов на радость открытия, но не на его муки, однако, будучи человеком, то
есть существом, которому дан язык, чтобы скрывать мысли, сказал со знающим
видом:
– О, вы дилетант!.. Дилетанты – великие люди, они
делают не как надо, а как хочется, что вообще-то единственно правильно.
Он ожил, сказал с просветленным лицом:
– Да-да!.. Я чувствую, чувствую, что… но это трудно
выразить…
Дилетант, повторил я про себя. Это человек, испытывающий
радость делать то, что не умеет, или, как называет их Лена Мельникова, слесарь
от истории.
– Не будем тянуть резину за хвост в долгий ящик, –
сказал я. – Иногда счастье сваливается так неожиданно, что не успеваешь
отскочить. Жизнь на Земле тем и прекрасна, что далеко идущие планы имеют
свойство уходить безвозвратно, а вот там, где не ожидаешь, там и… рвется. А то
и вовсе лопается, если вы понимаете, о чем я. И все же мне чуется, я знаю, чем
вам помочь…
Он замер, глядя на меня жадными глазами. Торкесса судорожно
всхлипнула, снова застыла, как будто суслик превратился в соляной столбик.
– Но сперва один вопрос, – предупредил я, – а то знаю
вас, мудрецов, сразу же уйдете в поиски, не замечая, каких прекрасных гусениц
топчете.
– Говорите! – вскрикнул он. – Да говорите же скорее! Я
покосился на торкессу. Она смотрела жадными глазами.
– Ну, – сказал я, – такие мелочи, как есть ли Бог и как
устроена Вселенная, нас не интересуют, а также мне вовсе не нужны исходники
мироздания. Что меня интересует, так это местонахождение в данный момент
господина… Лилея, как его кличут?.. резидента проклятой разведки, что украла
нашего резидента… ну, не совсем нашего, может быть, он из рыб и вообще
коммунист, однако сейчас нам важен…
Пришелец прервал, сказав быстро:
– Он сейчас вот здесь…
В его руке возник старинный лист пергамента, в черноте
пробежали искорки, превратились в галактики, звезды. Возникла и быстро
увеличилась планета Земля, появилась Москва, сперва вид из космоса, тут же
превратилась в абсолютно точную топографическую карту с идеальной привязкой к
широтам и долготам, укрупнился район Северного Бутова, ну это понятно, в
сравнении с Южным – там одни бандиты, замигал крохотный огонек.
Я всмотрелся, знаю этот микрорайон, там «Синяя птица»,
хороший универсам, дома улучшенной планировки, кивнул, и в тот же миг листок
исчез, рассыпался на атомы, чтобы, значится, никаких следов пребывания
инопланетного разума.
– Прекрасно, – ответил я, – а теперь я подскажу вам
более верное направление… скажите, разве вы искали Истину именно там, где надо
ее искать? Я имею в виду, в шорохе травы, в форме облаков, в этой дивной
гармонии заката, что непонятно отзывается в фибрах, рождая Великое Понимание от
осознания Незнания и вселенской Сопричастности на некоем уровне? Эта Великая
Истина лежит, как раскрытая книга, вот прямо перед вами, а вы пытаетесь узнать
ее у старухи, что сама когда-то лишь краешком соприкоснулась с нею, и это
наложило печать на всю ее жизнь… Вот вся эта мудрость! Она здесь…
Я обвел широким жестом луг, порхающих бабочек, тяжелые
лиловые облака над темнеющим горизонтом. Пришелец следил за моей рукой
просветленным взором. На лице медленно проступало умиление, губы сложились
трубочкой. Он уже не видел нас, не слышал, начиная вбирать в себя Величайшую
Премудрость.
