Охранник гаража укоризненно покачал головой, я приоткрыл
окно и сказал нервно:
– Там сквозняк на третьем этаже… Мою машину могло
продуть!
– Исправим… сэр, – сказал он испуганно, – наш
недосмотр, сейчас же пошлю туда ремонтников.
Железные ворота распахнулись, мы выкатили сразу же на
автостраду. Торкесса оглянулась, вскрикнула. Эти ребята, что гнались за мной,
успели затормозить перед обрывом, но недостаточно быстро, потому сейчас
сыпались, как горох, не долетая даже до фундамента этого восьмиэтажного гаража.
Вообще-то не совсем сыпались, они все же пролетали какое-то расстояние по
красивой дуге, но не эстетичной, короткой, тупорылой, падение все ускорялось,
затем удар об асфальт, треск металла, лязг, звон битого стекла, красные брызги
на сером дорожном покрытии, что создает незабываемую цветовую гамму.
– Поехали, – сказал я со вздохом. – Похоже, того гада
все-таки потеряли.
– Ты совсем бесчувственный, – упрекнула она. – Это же
твои земляне!
– Чем меньше грудь у женщины, – заметил я, – тем ближе
к сердцу она воспринимает происходящее.
Она тут же заткнулась, я постепенно сбавлял скорость,
повернулся к торкессе.
– Думай, – сказал я требовательно. – Хоть ты и
красивая, этого достаточно, признаю, но сейчас я ничего не могу предложить, как
ждать, пока нас не попытаются достать снова. А для этого лучше всего сходить
пока в стриптиз-бар, расслабиться…
– Нет! – сказала она поспешно. – Я лучше буду думать.
Ты слишком уж пялишься на этих толстых. Не понимаю, что мужчины находят в
толстых? Толстыми быть так легко, а пусть попробуют похудеть… Есть еще одна
ниточка, но слишком тонкая, ее вряд ли стоит принимать во внимание…
Я воспрянул духом, ведь самые тонкие как раз на поверку и
оказываются самыми прочными, а то и вообще единственными:
– Рожай, рожай быстрее!
Она взглянула с испугом:
– Что, уже?.. А когда ты успел? Я пока не чувствую даже
шевеления… Правда, если хорошо прислушаться…
Я прервал торопливо:
– Не надо! Не надо прислушиваться. Такое
наприслушиваешь, что… Выкладывай, выкладывай!.. Да не в современном смысле, а в
том старом: говори, что знаешь об этом самом… который, как богатый жених, пока
еще на тонкой ниточке!
Она смотрела с недоумением, потом поморщилась, проговорила
нехотя:
– Местная резидентура пользуется иногда услугами и
местного отребья. Когда надо что-то достать, купить, украсть… Так вот был
замечен некий Вовик, не то промышляет краденым, не то сам это краденое…
украдывает. Его завербовали, он работает на них уже давно…
– Оставь подробности следователю, – сказал я
нетерпеливо. – Говори адрес!
– Сворачивай назад к Северному Бутову…
– Ясно, – сказал я удовлетворенно, – разве в Северном
может быть что-то приличное?
Она сказала ядовито:
– А если бы ты жил в Северном, что сказал бы?
– Но я там не живу, – ответил я резонно, – а теперь
куда?
Машина глотала километры, оставляя позади, правда, их же, но
уже использованные, а впереди вырастали высокие светлые дома, затейливо
украшенные, яркие, суперсовременные, с широкими удобными улицами, все строится
на вырост, уже с учетом не телег и карет, как строили Тверскую и весь Центр, а растущего
вала автомобилей.
– Сверни вон на ту магистраль…
– Молодец, – похвалил я, – не умничаешь, пальцем
показываешь. Ты просто идеальная женщина! А теперь куды?
– Поверни направо… Направо, я сказала!
– Извини, – сказал я виновато, – чисто мужской рефлекс…
Мы проскочили перед носом автобуса, рядом мелькнула серая
стена дома, я снизил скорость, торкесса снова указала пальчиком:
– Он скрывается в этом доме!
Я окинул взглядом гигантское здание, их иногда называют
китайской стеной за длину, да и семнадцать этажей – это семнадцать, а не,
скажем, двенадцать.
– Предлагаешь прочесать?
– Можно бы, – ответила она возбужденно, – но, к
счастью, он в прошлый раз на месте преступления неосторожно чихнул, это его и
погубило.
– Как? – спросил я. – Лопнул?
– Нет, но по капельке мокроты, вылетевшей из горла и
попавшей на стену, мы сразу же определили, что он самец, высокий рост, глаза
голубые, арийские, вид нордический, на левой щеке шрам, на правом виске
родинка, ему двадцать семь лет три месяца и шесть дней, а проживает в этом доме
в квартире семьсот восемнадцать!
Я сказал с великим уважением:
– И это все по капельке слюны? Которая к тому же сразу
высохла… Круто!
– Да, – сказала она нетерпеливо, – у нас совершенные
методы анализа. К тому же все данные подтвердились благодаря там же найденному
паспорту, который преступник выронил при грабеже. Мы идем или нет?
Я приткнул машину между стареньким жигуленком и навороченным
джипом, торкесса дождалась, пока распахну дверцу с ее стороны, женщины быстро
садятся на голову. Консьержка отсутствует, дверной замок сломан, на стене
нацарапан номер кода, стены расписаны всякой дрянью, а в лифте пахнет мочой.
Торкесса высоко вскинула брови, поморщилась, я сказал:
– Статистика говорит, что в лифтах чаще писают люди,
чем собаки!
Она буркнула:
– Мы к такому сейчас и идем.
– Ну у тебя и нос, – похвалил я. – Везде дерьмо чует!
Глава 14
Она брезгливо отвернулась. Лифт поднял нас на семнадцатый
этаж, мы вышли настороженные, я сунул руку в карман и стиснул рукоять
пистолета. Торкесса подошла к двери с номером семьсот восемнадцать, я хоть и
без такого удивительного носа, что везде дерьмо чует, но сразу определил, что
квартира однокомнатная, ибо трехкомнатная рядом, а на той стороне площадки две
двухкомнатные, хозяин небогат, дверь простая, без наворотов…
Я полагал, что торкесса будет звонить, приготовился
спрятаться, если хозяин вздумает рассматривать звонящего через глазок, однако
она сразу же сунула в замочную скважину шпильку для волос, у меня научилась,
волосы красивой волной хлынули на спину. Я засмотрелся, забалдевший, не заметил
даже, как дверь абсолютно тихо приоткрылась.
С пистолетами в руках мы проскользнули в прихожую. Я
придержал язычок замка, чтобы не щелкнул, осторожно прикрыл дверь. Когда
обернулся, напротив меня оказался парень с вытаращенными глазами, глупым лицом
и пистолетом в руке, а миниатюрная женщина с обалденной фигурой, с падающими на
спину роскошными волосами уже прихорашивалась перед другим зеркалом.
– В квартире тихо, – прошептал я. – Никого нет?
– Почему так решил?
