Полюбопытствовал, что смотрит, так можно многое понять о
человеке, на полке диски HD, я сам люблю такое качество, да не по карману, а
вот дальше фильмы на простеньком DVD, это для бедных, понятно, сам такой, а
дальше вообще CD с MPEG4, стыдоба, кто их только смотрит, дикари, разве что
детство вспоминает…
Я как в воду смотрел, дальше вообще обнаружил допотопные
видеокассеты, а в шкафу нашел колесо с «живыми картинками»: покрутишь за ручку,
а неподвижные картинки, накладываясь одна на другую, начинают двигаться…
На всякий случай я включил телевизор и нажал на Play, чтобы
понять, что же смотрит резидент галактических шпионов… Полилась мягкая чарующая
музыка, я поспешно развалился в кресле, экран заблистал радугой, там появилось
объемное, голографическое изображение.
Я вздохнул, поглубже вдавился в мягкое сиденье. А женщина
начала раздеваться, умело и чарующе, а когда оказалась полностью обнаженной,
подошла и, с понимающей улыбкой глядя в глаза, потянула за язычок молнии на
моих джинсах. Послышался знакомый треск.
– Ни фига себе… – прошептал я. – Ты настолько…
реальная?
Она улыбнулась, ответила с чарующим акцентом:
– Настолько, насколько ты захочешь… Я сделаю все, что
ты пожелаешь. Выполню любые твои фантазии…
– Ясно, – проговорил я внезапно охрипшим голосом, –
ясно, что этот парень смотрит… И что смотрят все инопланетяне. Он часто тебя
вызывал?
Она запустила обе ладони в образовавшуюся щель, голос ее был
мягок и загадочен:
– Такие вещи рассказывать нельзя. Ты ведь не хочешь,
чтобы я рассказала о твоих самых диких и невероятных желаниях?
– Я прост, как репа, – сказал я. Дотянувшись до пульта,
нажал красную кнопку. Телевизор погас, женщина исчезла. Дрожащими пальцами я
кое-как запихнул все вздувшееся хозяйство обратно, торопливо вернул бегунок
молнии на место. Пальцы трясутся, а в груди, и не только в груди, растет злость
на свою поспешность, ведь мог же… поговорить, что-то попробовать узнать еще.
Ведь нашим разведчикам позволяется за кордоном усе, как ихним шпионам тоже, я
бы тоже мог бы… зато узнал бы что-нибудь полезное… может быть. Или хотя бы
попытался… дурак, идиот, рашен турист.
Красивая изящная лестница из белого мрамора манила красным
ковром наверх. Я снова вытащил пистолет, длинный ворс ковра мягко прогибается
под подошвами, небольшой пролет, картины на стенах, снова ступеньки в
противоположную сторону, я поднялся в пентхаус, так это вроде бы называется,
апартаменты на верхнем этаже. Собственно, этот Вовик занимает весь верхний
этаж, слишком уж огромные комнаты, настоящие залы…
Впереди блеск на потолке привлек внимание, словно бы стая
оранжевых рыб весело мечется, играет, затем опустил взгляд и понял, что это
всего лишь отражение воды: посреди зала небольшой бассейн, не больше десяти
метров, вода голубая, чистая. Я прошелся по бортику, рассматривая эту роскошь,
живут же люди… гм… ладно, не будем ксенофобами, пусть и они, хотя сами они,
вполне возможно, обиделись бы за причисление их к таким дикарям.
Дальняя часть зала загромождена статуями. Я узнал только
дебелую бабищу с отбитыми руками. Когда-то считалась стандартом красоты, сейчас
же пропорции иные: бедра шире, в поясе тоньше, сиськи крупнее, треть наших
женщин к этим стандартам ближе, чем эта… наверняка в музеях подделки, мелькнуло
в черепе, а настоящая здесь… Неплохо устроился здесь жилец, неплохо… Только
этих мраморных баб зачем притащил, не понимаю. Разве что поддался стадности?
Все тащат, вот и он… Тогда на демократов работает, точно. Или за демократов
голосует.
Пистолет сунул наконец за пояс, прошел по громадному залу,
еще одна дверь, толкнул, небольшой уютный кабинет… или комната для отдыха,
располагающие для сидения кресла, низкий столик. Там единственная чашка с
недопитым кофе и дымящаяся сигара…
Сигара?
Выхватив пистолет, я присел и начал осматриваться, наконец
догадался спрятаться за спинкой кресла, еще позже сообразил, что глупо, если бы
кто хотел меня пристрелить, уже пристрелил бы, какой-то заторможенный я
сегодня, вышел, ноздри жадно ловят густой пряный запах.
Да, этот сорт курили Черчилль и Кастро. Дядюшка Фидель и
теперь курит, а Черчилль уже откурился. Фарфоровая чашка обожгла кончики
пальцев: кто-то пил из нее только что!
Я снова довольно глупо завертелся с пистолетом в руке,
плюнул, сам же спугнул, когда поднимался сюда, громко топая и чуть ли не
напевая о новых русских олигархах, скрывающих доходы.
Когда спустился на этаж и долго искал кухню, едва не
заблудился, натыкаясь на множество спален для гостей, бары, комнаты для отдыха,
комнаты для массажа, тренировочный зал, библиотеку с подключением к
Интернету-3, гардеробные, то и дело оказывался на просторных лоджиях, в зимних
садах, на верандах, трижды выходил к бассейнам, всякий раз иным, и только нос
мой, поймав струю запахов жареного лука, спасительно повел в нужном
направлении.
Кухня, размерами чуть поменьше стадиона, не отделена дверью,
что меня и спасло в поисках. Запахи все усиливаются, я ощутил, что проголодался
в самом деле, как пиранья, ускорил шаг. Судя по ароматам, там сейчас на
сковороде размером с канализационный люк жарится не меньше сотни яиц с луком и
ветчиной.
Тяжелый, как наковальня, пистолет я сунул за пояс, побежал.
Через пару сот метров ворвался на кухню, торкесса развернулась навстречу, злая,
как кобра, в глазах ярость, в руках нацеленный на меня пистолет.
– Да я это, я, – сказал я торопливо. – Если не веришь,
ощупай… везде.
– Ты… мерзавец!
– Да, – согласился я, – и еще все мужчины – подлецы.
Опусти пистолет, пожалуйста… Вот так. Что лопать будем?
Она окрысилась:
– Ты что, жрать сюда пришел?
– Да, но… Нет, конечно, мы по делу, однако почему бы
не… Да что с тобой? И откуда такой обалденный запах?
Я быстренько осмотрелся, на обеденном столе пусто, по всей
длинной стойке, где хозяйка готовит и где обычно кормит домочадцев, тоже пусто,
хотя от плиты ощутимо несет теплом, что-то недавно готовилось. Да и запах
яичницы здесь, на кухне, намного сильнее, а идет вроде бы из этого угла…
Она напряглась, когда я приподнял крышку мусорного ведра.
Оттуда ударил восхитительный запах свежеприготовленной яичницы, жареной
ветчины. Желудок мой задергался в судорогах, объясняя тупому, что он три часа
назад хотел кушать, два часа тому – есть, а сейчас хочет жрать, жрать, жрать!
– Что-то случилось? – спросил я эту, понятно, дуру, раз
уж красивая.
– Нет, – огрызнулась она, – уходим отсюда.
– Да, – ответил я торопливо, перечить женщине в таком
состоянии себе дороже, – как скажешь… А что случилось?
Она огрызнулась:
– Не знаю! Это получилось как-то машинально. Я искала
хозяина квартиры, а руки, понимаешь… словом, это сложные проблемы идеомоторики…
Да ты и слова такого не знаешь!
