– Места знать надо, – ответил один наставительно. –
Вдруг там Царевна-лягушка? Перецелуешь пару тысяч жаб, а потом вдруг…
– Рыба начинает гнить с головы, – заметил второй, – а
болото – с головастиков.
– В смысле, – спросил первый, – со слишком умных?
– Да, – подтвердил его сосед, – со слишком.
Я спросил дрожащим голосом:
– Что вы предпочитаете: классический балет или шоу «Окна»?
Оба переглянулись, один произнес брезгливо:
– Странный вопрос… Только дебилы смотрят шоу… А почему
такой странный вопрос?
– Да так, – ответил я. – Просто поинтересовался.
Как известно, наши носят синие джинсы, короткорукавки с
надписью «Make fak, no war», пьют пиво, сморкаются в рукав, а пальцы вытирают о
волосы, из-за чего те всегда красиво блестят, в такой красивой укладке от
Юдашкина, а гады носят хорошо пошитые костюмы, кожаные плащи, черные шляпы, а
еще любят оперу, балет, французский коньяк и всегда безукоризненно выбриты. Я
посматривал в зеркало заднего вида, не очень удобно, но уже видно, что оба
крепкие и холодные, чистые арийцы, хотя бы один оказался негром, оставалась бы
надежда, что замаскированный свой, а так слишком аристократы…
Машина несется на огромной скорости, фонарные столбы слились
в серую полоску с длинной яркой лентой света вверху, иногда мимо что-то
вжикает, это мы впритирку обгоняем машины, идущие на скорости в двести-триста
километров, вот такая у нас Окружная, затем меня прижало к двери, гравитация
едва не расплющила в медузу.
Глава 2
Я вжался в сиденье, стараясь стать как можно мельче,
микробистее, в голове рой мыслей, я торопливо старался загнать их в стойло,
рассортировать хотя бы как-то. Даже начал загибать пальцы, надо же понять
внезапно изменившийся мир, а также свое место в этой неразберихе. Без этого
просто невозможно выжить, если не буду понимать, что со мной и что ждать
впереди. А опыт… если не мой, то общечеловеческий, говорит, что в любой
бессмыслице есть смысл, но он, увы, зрим не нами, что обидно. А если попытаться
разобраться хотя бы в азах… Итак, жил я себе и жил, но однажды ко мне приходит…
здесь три варианта: старый седой волшебник, измученный и израненный путник или
просто странно выглядящий человек… Так, это мы прошли, дальше любой из них
говорит: «Ты – избранный!», здесь без вариантов, это уже случилось, потом любой
волшебник, путник или странный говорят: беги, а то эти гады уже близко… Все
совпало, это я тоже прошел, гады пришли, мой таинственный незнакомец по имени
Индельв то ли мертв, то ли все еще прикрывает мое отступление. Или же,
напротив, ломает защиту Марьи Петровны, что прикрывает мое отступление.
Я осторожно потер пальцами виски. Дальше какой-то сбой, по
смыслу дальше я должен бы встретить либо спутников по дальнейшим приключениям,
иначе пойдет без диалогов, а это мучительно во всех смыслах, либо свою
единственную любовь… Здесь пока рано ставить галочку на «Уплочено», меня пока
что везут почти голого, я вдруг понял смысл высказывания, что без револьвера
ковбой чувствует себя голым: всего минуту побыл с пистолетом в руке, ни разу не
выстрелил, а каким крутым себя ощутил, как красиво бежал по лестнице, как нагло
посмотрел на бомжующих парков и колхозную девицу, как безрассудно сунулся в
машину… Правда, пистолет за пазухой, но как его достать, не получив пулю в
затылок?
– Ох и дуб же… – прошептал я.
– Да еще и зеленый, – раздался голос сзади весело, его
обладатель демонстрирует знание старых приколов.
Я перевел дух, начал загибать пальцы на другой руке. Если
мои умозаключения, несмотря на абсурдность, все же истинны и если каким-то
чудом удастся уцелеть, то в дальнейшем пути меня должны будут учить убивать,
убивать и убивать. Или колдовать. Нет, все-таки убивать, вид крови от удара
мечом куда больше возбуждает, чем молния из пальцев, испепеляющая врага. А еще
лучше – удар не мечом, а топором, чтобы кровищи без всяких парентлоков, мозги
во все стороны, кишки наружу, вываливаются теплые парующие внутренности, хрипы
и сованье задней ногой… Учить будет либо наставник, какой-нибудь мастер
восточных единоборств… нет, эти клоуны достали, только самые тупые все еще с
пиететом об этом сунь-хунь-в-чайстве, психически нормальные над этим цирком
ржут, как брабантские кони. Лучше, если будут учить либо мелкие злодеи, либо
все встречные. Кто чему может, я не гордый, как и Ницше: чтобы не умереть от
жажды – пью из всех стаканов.
Мои пальцы снова стиснули виски, надо успеть все понять,
найти свое место, чтобы, как и водится, к середке путешествия стать либо круче
наставника, либо круче некуда, но чую холодок беспокойства на загривке не зря:
дополз ли уже до той серединки либо еще не дополз? От этого зависит многое:
бить или быть битым. А я в глубине своей трусливой души еще тот общечеловек:
люблю смотреть по жвачнику, как бьют и даже убивают других, но как-то не но
себе, когда бьют меня, драгоценного…
Окружная освещена ярко, да еще гигантские щиты реклам по обе
стороны дороги, черное небо с редкими звездами почти исчезло, только сверкающие
машины справа и слева, белые, как свечи, фонарные столбы, высокий бетонный
бордюр, а когда на скорости съехали по дуге вниз, вскоре по обе стороны
замелькало зеленое, изредка сменяясь короткими всплесками голубого. Несемся по
загородному шоссе, по обе стороны лесополоса, дорога постепенно сужается,
начала петлять, скорость пришлось сбросить до такой, что я замечал, когда мимо
проносятся березняки, когда просто деревья, а впереди начала вырастать вообще
темная чаща дремучего леса.
Машина съехала на тропку, пошла уже совсем медленно,
переваливаясь с боку на бок, как неторопливая утка. Деревья приблизились, на
машину пала тень. Едем как в пещере, с обеих сторон толстые, как скалы,
деревья, ветви переплелись, полностью перекрывая доступ к небу. Все молчали, а
шофер, что так ни разу и не проронил ни слова, вообще старался не смотреть на
меня, предназначенного на корм головастикам.
Деревья уползали за спину все медленнее, наконец
остановились. Оба профи выскочили в разные стороны, шофер ткнул мне в бок
стволом пистолета:
– Выходи, парень.
В машине стало жарко, хотя кондишен работал, как реактивный
самолет. Я вышел, пальцы обожгло о дверь, отступил в великом удивлении:
раскалилась до вишневого цвета, с какой же скоростью мы шли, мать моя, умеют же
отводить глаза службе дорожного движения.
Из-за горизонта показался алый краешек. Солнце поднимается
алое, умытое, отоспавшееся, свеженькое, облака над ним алеют, как пионерские
галстуки, но как… как вся ночь, пусть и по-летнему короткая, уместилась в
полчаса-час, это же совсем не наши штучки, за такое надо морду бить, это хуже,
чем мужиков на верблюдах в пустыне высокоточными вакуумными бомбами…
Оба профи ждали с пистолетами на изготовку. Один сразу же
сунул мне руку за пазуху, выудил пистолет и отступил, весело скаля зубы. Я едва
вылез, совсем раздавленный и упавший духом. Только что успел побывать герцогом,
а Марья Петровна так и вовсе обратилась, как к Вашему Величеству, а теперь
стану трупом.
