Я оглянулся сожалеюще, так уже привык к этим могучим взрывам
пиротехники за спиной, и чтобы догоняющая стена огня, жаркая и оранжевая, как
кипящее солнце, чтобы толчок в спину, и мы красиво и замедленно взлетаем,
подброшенные волной, нас несет на гребне волны, как в ласковых ладонях, нежимся
и красиво помаваем, а потом уже без всякой нежности нас бросает оземь, торкесса
спрашивает, о’кей ли я, а я красивым мужественным голосом отвечаю, что да, все
о’кей…
Видать, маловато этих заброшенных заводов осталось,
мелькнула мысль, иначе бы все здесь вдрызг…
Торкесса тоже оглянулась, спросила жалобно:
– Ничего не понимаю!.. А теперь что?
– Теперь будем ждать, – объяснил я. – Мы наделали шороху,
верно?.. Теперь они сами выйдут к нам.
– Ты это уже говорил, – напомнила она.
– А разве так не случилось?
– Но не два же раза подряд?
Я отмахнулся:
– Это раньше два одинаковых эпизода считались дурным
вкусом, а теперь жизнь приблизили к искусству, а искусство – к жизни. Это
значит, что какая у людей серая и унылая жизнь без малейших просветов и надежды
что-то изменить, как разве что насобирать пробок от пепси, такое и само
искусство!.. То есть правдивое искусство. Ты ведь за правдивое?
Она обалдело кивнула, хотя в глазах отчаянная жажда
брехливости в искусстве, обмана, как и страстное желание слышать от мужчины
ласковые слова, пусть даже выучил их по учебнику сексуальных отношений для
городского транспорта.
– И что теперь? – повторила она жалобно.
– Будем ждать, – тоже повторил я, – хорошо бы
где-нибудь в таком месте, где исключены встречи со знакомыми.
– Почему?
– Ну, скажем, если встретишь одноклассницу на соседней
улице – одно, а если встретишь ее же в джунглях Амазонки – другое, не так ли?
Она испугалась:
– Мы отправимся в джунгли Амазонки? Но там же анаконды,
кочевые муравьи, злые попугаи, и у меня нет купальника…
– Женское мышление, – сказал я, – самое прямое в мире.
Даже в Галактике. Я же сказал – к примеру… Хотя если подумать, то в этом что-то
есть. Если в джунглях Амазонки к нам подойдет школьный приятель и начнет
выведывать тайны Вселенной, то мы как-нибудь да допрем, что не наш это
приятель, не наш…
Она смотрела испуганными глазами. Вздохнула обреченно:
– Заказывать билеты?
– Погоди, – ответил я. – Это не так просто. Это вы по
всем галактикам, как стрекозлы, а нам из одного района в другой переехать –
пять виз оформлять. Хотя…
Я задумался, она спросила с тревожным любопытством:
– Что?
– Хотя, говорю, в нашем случае это может пройти почти
незаметно. Даже без упоминания или с коротким упоминанием. Но я не уверен, что
нам придется забираться так далеко. Достаточно забраться в подмосковный лес
поглубже, к примеру, в Южное Бутово, чтобы любая встреча с людьми показалась
подозрительной.
Я умолк, тревожно огляделся. Она тоже осмотрелась, спросила
шепотом:
– Что?.. Ну говори же, что?
– Пока не знаю, – ответил я отрывисто. – Говорим уже
долго… Сейчас должно произойти.
– Что?
– Не знаю, – огрызнулся я. – Либо взрыв, либо погоня.
– От кого? Прости, за кем? Мы всех уже победили…
– Не знаю, – ответил я в беспомощности. – Но мы вот
уже, сколько прошло, полчаса или почти час, говорим и говорим, кровь все время
приливает к голове, а это не есть нормально. Человек не может быть все время
умным. Это его раздражает. Если продолжать, начнется неуправляемая реакция…
Одни идут в сауны с чужими женами, другие бьют стекла в телефонных будках. А
третьи… третьи вообще записываются в педофилы.
Она сказала нежно:
– Дорогой, позволь мне помочь тебе. В смысле, решить
твои проблемы. Тебе нужно, чтобы кровь отлила от головы?.. Нет-нет, убери
пистолет, я не то имела в виду. Я могу помочь тебе с этой проблемой.
Я посмотрел на часы. Смутное беспокойство быстро перерастает
в сильнейшую тревогу. Я просто чувствовал, как зеленый свет в моей голове
начинает вспыхивать красным, а на большом табло зловеще высвечиваются крупные
буквы: «Опасность!»
– Ну да, – сказал я нервно, – а потом убегать,
поддерживая обеими руками расстегнутые штаны? Да враги помрут от хохота! Нет
уж, лучше умереть как мужчина, чем как засранец, так что пусть молчат про
дизентерию, а пишут, что умер от сифилиса.
Она сделала большие глаза, как всегда, когда не врубается, и
пусть не врубается, ей так идет, нервы мои натянулись до звона, если кто-то
хрюкнет или сама торкесса чихнет, я либо помру от инфаркта, либо подпрыгну до
облаков, и в этот момент впереди в темноте что-то зашевелилось. Не раздумывая,
я выпустил туда весь рожок из Калашникова, а затем, отшвырнув за ненадобностью,
выхватил пистолет и сделал два контрольных выстрела в темноту.
Шатаясь, вышел на подгибающихся ногах огромный детина, в
опущенной руке помповое ружье, но мы сразу поняли, что поднять уже не может:
рука почти оторвана в локте, еще пять глубоких ран в груди, глаза закатываются.
Я не стал ждать его последних слов, этой чести удостаиваются только боссы,
неважно, какого цвета у них шляпы, поднял пистолет и нажал курок.
Широкая дыра образовалась посреди лба, но здоровяка только
тряхнуло, он сделал два шага вперед, я подумал, что мозг могло и не задеть,
возможно, он совсем недавно поменял пол, тогда все понятно…
Я хотел выстрелить снова, женщины, как известно, живучее,
однако колени детины подломились, я отступил в сторону, давая ему возможность с
грохотом и сотрясением окрестной почвы завалиться мордой вниз.
– Все-таки был и умер мужчиной, – заметил я с
облегчением.
– А что, ожидал женщину?
– Если демократ, то мог и пол поменять. Для
политкорректности!
Темнота при ближайшем рассмотрении оказалась полумраком
бытовки, где обычно обитают гастарбайтеры с Украины.
Торкесса скривила носик, когда я бесцеремонно обшарил
карманы всех убитых, вытряхнул бумажники, деньги переложил в свой, а остальное
бросил на трупы.
– Мародер, – сказала она в отвращении. – Как-то привычно
все делаешь… даже не изменился в лице.
– А что тут нового, – ответил я мирно, но с чувством
глубокого удовлетворения, словно уже построил коммунизм. – Победитель всегда
шарит по карманам побежденных, забирает луки, стрелы, дубинки. На более высоких
уровнях собирает мечи, кольчуги, доспехи, поножи, а в технологических эпохах –
автоматы, рожки с патронами, гранатометы, стингеры, BFG, снайперские, аптечки…
если не помещается, то берем одни деньги, как вот сейчас. В этом случае я готов
согласиться с Гиббсом, что экономика двигает миром… Ты как относишься к Гиббсу?
