Я любовался ее грациозными движениями, как намыливает лицо и
волосы, получилась снежно-белая шапка, я смотрел на зажмуренные глаза и
беспомощно шарящие по воздуху пальцы, подавил импульс сунуть вместо шампуня
суперклей или сапожный крем, зато был вознагражден зрелищем, когда она наконец
смыла это все великолепие. Потом намылила шампунем уже с двадцатью добавочными
витаминами, выдерживала минут двадцать, смыла, снова намылила чем-то розовым,
смыла, покрыла тело гелем, долго втирала, кожа нежно порозовела, стала как у
недельного поросенка, так и вгрызся бы зубищами, вот так и становятся
Ганнибалами лекторами, снова смыла и намылила уже зеленоватой смесью, а после
окончательной промывки долго занималась ногтями, кожей, отдельными
микроскопическими прыщиками на теле.
Конечно, самое умное было бы просто бросить все и смываться:
куда угодно и как угодно. Так, возможно, у меня останется какой-то шанс
спастись. Монстры, как известно, нападают хоть вроде бы только на женщин, но
все-таки попутно изничтожают всех мужчин, а женщины все-таки выживают, хоть
порядком помятые, слегка поцарапанные, растрепанные и вопящие.
Увы, я все-таки дурак, остался, ведь я мужчина, а мужчины
хоть и тыкают пальцами в женскую логику, но куда нелогичнее женщин, у которых
мозги работают, как мощные процессоры с сотней килобайтов памяти.
В кресле уютно, я поглядывал одним глазом на нее, другим –
на дверь, не мог понять, что это маньяки все размедлились, наконец торкесса
выбралась из ванны, долго вытиралась, осматривалась, накладывала маски и
снимала их, брызгала дезодорантами раковину, тщательно обтирала все
металлические части, кафель протерла отдельно, а из ванной выплыла, укутанная
от плеч до пола в длиннющее полотенце. Второе такое же огромной тиарой едва не
задевает потолок, хвост падает на ровную прямую спину.
– Прекрасно, – сказал я. Она вздрогнула, пугливо
прикрылась, хотя оголенными оставались только плечи, хотела было пробежать
мимо, но я бросил ей пистолет, который она чисто на рефлексах поймала, а
простыня тем времен соскользнула на пол. – Прости, твоя очередь дежурить. Я
весь чешусь.
Она вскинула тонкие брови, что от воды стали еще тоньше,
ярче и чернее.
– И что?
– Пойду для разнообразия помоюсь.
– Так ты ж говорил, что чесаться лучше…
Я ответил бодро:
– А герои и после бани чешутся!
– А, прости…
Я с наслаждением стащил прилипающую от пота одежду и швырнул
в угол. В сторону ванной шел голым, там посмотрел в зеркало на живот, брюхо еще
не отвисает, как у половины моих одноклассников, но и квадратиков, как на
атласе анатомии, нет. Переступил через край ванны, открыл воду одной рукой,
другой с наслаждением почесывал вспотевшее причинное место.
Вода стекает приятными струями, я покосился на всевозможные
губки и щипчики, со смаком перднул, вода пошла пузырями, словно на дне Тихого
океана проснулся еще один вулкан и выбросил из земных недр газы. Вода некоторое
время кипела и бурлила, все-таки у меня здоровый организм, даже жаль, что я не
гомосек, такая задница задурно пропадает, наскоро помыл морду и подмышки без
мыла, а с мылом только задницу, оставив на куске прилипшие волосы, странно
кучерявые, словно от арапа Петра Великого, оказывается, там у меня волосы
темнее. Поколебавшись, все же цапнул какой-то шампунь и вымыл волосы, а пока смывал
пену, со смаком пописал в воду, под такое мытье всегда тянет пописать, даже
если перед этим уже заполнил унитаз до краев.
Из ванны вылез, оставляя лужи на полу, да и хрен с ними,
вода – полезно, олигархи увлажнители покупают, идиоты, занавески какие-то
дурацкие, не задергиваются сами. Торкесса ждет в кресле, пистолет в правой
руке. На лице мечтательное выражение, но сразу сменилось гримасой отвращения,
когда увидела меня. Полотенце, которым я обмотался вокруг бедер, начало
сползать. Я хотел было позволить ему рухнуть на пол, но, встретившись с ее
взглядом, все понимает, зараза, придержал, как Орфей на картине.
– Подожди минутку, хорошо?
Минуты мне хватило, чтобы одеться в ту же одежду, что бросил
в угол. Торкесса поднялась с царственным видом, передала мне пистолет.
Обеденный этикет, вероятно, придумали люди, не знавшие
чувства голода. Еще, говорят, и танцы перед обедом устраивали! А их жены стихи
читали, изячничали. Нормальному мужчине приятней видеть накрытый к обеду стол,
чем слышать, как его жена говорит по-гречески. Или рассуждает о
сбалансированной диете. Сбалансированная диета – это когда в каждой руке
держишь по громадному куску мяса!.. Или хотя бы торта.
Торкесса быстро раскладывала по тарелкам, я развалился в
кресле с пистолетами в руках, бдил, но и посматривал за ее ловкими движениями.
Вот это настоящая работа для мужчины: бдить и охранять! Мы рождены для
подвигов, а мелкую обыденную работу должны выполнять и докладывать женщины.
– Ты уверен, – спросила она, – что сюда кто-то явится?
– В жизни обманывают только три вещи, – сказал я, –
часы, весы и женщины.
– Ты это к чему? Я, по-твоему, тебя обманываю?
– Ну, если ты женщина… Хотя я выразил в своем изящном
силлогизме, что не обманываю я. Вот такой я замечательный.
– А тебе можно задать один откровенный вопрос?
– Можно, – ответил я, но предупредил: – По земным
законам, ложь не считается ложью при ответе на вопрос, который спрашивающий не
должен был задавать.
Она не поняла, округлила глаза:
– Это как?
– Кто много спрашивает, – объяснил я популярнее, – тому
много брешут.
Она вздохнула:
– Моя невозмутимость иногда меня просто бесит! Почему я
тебя не удавила по дороге голыми руками?
– Потому что без мудрого поводыря ты сгинешь, –
объяснил я.
– А ты мудр?
– Еще как мудер!
– Как же ты ухитрился? – спросила она саркастически.
– Приобрести жизненную мудрость, – объяснил я
наставительно, – можно тремя путями: читать умные книги, наблюдать, как
действуют мудрые люди, помочиться на оголенный провод под напряжением.
Она произнесла преисполненным сарказма голосом:
– Понимаю, понимаю, как приобретал мудрость ты…
– Как и Ницше, – ответил я, – чтобы не умереть от
жажды, пил из всех стаканов. Ну, скоро?
Она оглядела стол довольно, но тут же сказала бурчаще:
– Если бы у меня было больше исходного материала,
времени…
Я молча подсел к столу и начал жрать. Торкесса вздохнула,
села напротив, но не ела, смотрела с укором. Я спохватился, раскупорил
шампанское, по хвастливому обычаю извозчиков и конюхов стрельнул пробкой, пусть
все видят, что у нас вино бла-а-агородных, а не привычная сивуха, вот смотрите
все, разлил по бокалам, залив пеной половину стола.
