– А часть зачем? – спросила она с подозрением.
– Потом клонирую, – объяснил я и добавил мстительно: –
С некоторыми исправлениями.
Она с недоумением посмотрела на одно бедро, на другое,
взглянула в зеркало, одновременно приподнимая грудь и проводя ладонями по узкой
талии.
– А что ты хотел бы исправить?
– С фигурой все в порядке, – сообщил я. – А вот с
причудами…
Она фыркнула:
– Тогда купи себе резиновую женщину. У них не бывает
причуд.
– Не скажи, – возразил я. – Одному моему знакомому даже
резиновая отказала.
– Дорогой, – произнесла она томно, не отрывая взгляда
от своего изображения в зеркале, – я тебе ни в чем не откажу. Только позволь… я
позабочусь о тебе. Я исполню все твои сексуальные фантазии…
Резко и тревожно прозвенел звонок в прихожей. Мы оба
вздрогнули так, что застучали кости, а в моей руке появился пистолет, будто его
выдернуло силовым шнуром. После паузы звонок повторился. Я проговорил шепотом:
– Подойди и посмотри в глазок. Если там один… кто бы ни
был, можешь впустить. А я пока побуду здесь, за шторой. Если что, старайся не
оказаться на линии выстрела.
– Хорошо, дорогой…
Она пошла к двери, кутаясь в мою рубашку, будущий писк, даже
сверхписк звездной моды, я шмыгнул на кухню, оттуда с сильно бьющимся сердцем
наблюдал, как эта красивая дура снова даже не наклонилась к глазку, щелкнула
задвижка, а дверь, конечно же, распахнулась во всю ширь, врывайтесь, братки,
коммандос, силы спешного реагирования, звездные рейнджеры, легионеры космоса,
долгопрудневцы, любера…
Ничего этого не случилось, я рассмотрел по ту сторону порога
адвоката, их узнаешь сразу, у них все адвокатское: от профессиональной улыбки
до начищенных черных, как у официантов, ботинок. В руке портфель, тоже
адвокатский, хотя в таком можно спрятать и гранатомет с ящиком боеприпасов,
улыбнулся еще шире, заметил ее провокационно распахивающуюся рубашку, я услышал
его адвокатский голос:
– Имею ли я честь разговаривать с Лилеей?
– Это я, – ответила торкесса почему-то очень польщенным
голосом. – Заходите.
Она пропустила его в комнату, все это время я сидел как на
иголках: в любую секунду в комнату могут ворваться те, кто сейчас затаился
этажом ниже и этажом выше. Однако дверь за адвокатом захлопнулась, там защелка
автоматическая, торкесса не додумалась бы закрыть, адвокат прошел в комнату,
портфель занял место на столе. Белые руки запорхали, словно творит заклинания,
щелкнули замки, в пальцах адвоката появился лист бумаги.
Он согнал дежурную улыбку и сказал с приличествующими случаю
скорбью и торжественностью:
– Ваша троюродная тетя Агнесса, уходя в мир иной,
оставила вам в наследство небольшой домик. Бумаги о вступлении в наследство
можете подписать сейчас, а вступить… когда захотите, естественно.
Торкесса сказала тихим голосом:
– Тетя Агнесса?.. Я ее не помню…
– Это неважно, – ответил адвокат. – Она ли о вас
вспомнила, или же кто-то из родни напомнил, но в вашем распоряжении, скажу
честно, неплохой домик. Ему бы небольшой косметический ремонт, и можно
принимать туристов. Это неплохой заработок! А можно и без всякого ремонта…
Подпишите вот здесь… и здесь… Спасибо, все в порядке! Разрешите откланяться,
столько дел, столько дел.
Мне показалось, что он бросил многозначительный взгляд в
сторону кухни, словно видел мой палец на курке пистолета. Торкесса проводила
его до двери, я услышал щелчок щеколды, спрятал пистолет и вышел в комнату.
Бумага о вступлении в наследство лежит посреди стола, торкесса вернулась,
ухватила в обе руки.
– Ты что-нибудь понимаешь?
Я потянул носом:
– Должен был остаться запах серы, но… видимо, он
пользуется дезодорантом «Хуго Босс». Однако задержался бы на дольше, чую. Ты в
таком наряде, и еще все время распахивается…
– Это твоя рубашка, а не какой-то там наряд, –
возразила она. – И я ее придерживала! Обеими руками!
– Кроме тех случаев, – напомнил я, – когда брала
бумагу. И когда подписывала. Там есть пуговицы, уже забыла? Впрочем, это
неважно. Важнее то, что нас, похоже, засекли…
Она в самом деле запахнула рубашку и застегнула на пару
пуговиц, спросила испуганно:
– И что теперь?
Я угрюмо промолчал, она вздохнула, я сказал расстроено:
– Одевайся. Раз уж приняла наследство, придется ехать.
Иначе заподозрят… Та-а-ак, ни фига себе! Домик-то не в Урюпинске, а в каком-то
Уэлльсе или Вэллсе. Это на Оловянных островах, именуемых еще Альбионом, а также
иногда Британией? Далековато, однако. Впрочем, при нынешней глобализации это
все одно, что в Урюпинск. А ехать придется, никто в здравом уме не откажется от
халявы и не передаст в сиротский фонд.
Она просияла, подняла телефонную трубку, я поспешно нажал на
рычажок:
– Офонарела?
– Я только заказать билеты, – пролепетала она. – А ты
что подумал?
– Ничего, – пробурчал я. – Я вообще не думаю. Я
поступаю! По-мужски. А билеты купим в аэропорту. С рук. Так надежнее. Никто и
хлебалом не успеет щелкнуть, как мы уже фью-фью – и в воздухе. Если украинское
ПВО спит, то еще и долетим… если, конечно, террористы бомбу не подложат прямо в
самолет.
Она побледнела:
– В каком страшном мире живете!
– Зато прекрасном, – отрезал я. – Лучшем из миров!
Иначе чего вы у нас тут ошиваетесь?
– Ну…
Из кухни раздался странный шум. Торкесса дернулась в ту
сторону проверить, я ощутил, как меня осыпало морозом, резко перехватил ее за
руку:
– Стой! Туда нельзя.
– Почему? – удивилась она. – Пусти, мне больно.
– Вообще руку сломаю, – пригрозил я. – Это стиральная
машина!
Она прислушалась, сказала с недоумением:
– Да, похоже… Пойду выключу.
– Стой, дура! – рявкнул я. – Ты что, не понимаешь, что
значит, когда бытовые приборы вот так сами по себе? В самом деле не знаешь?
Из дальней комнаты послышалась музыка. Я осторожно приоткрыл
дверь, через щель видно заработавший жвачник. На экране сперва плясали
полуголые демократы, потом появилось огромное лицо с кустистыми бровями, глаза
засветились дьявольским огнем. Мне показалось, что неизвестный зорко
осматривает комнату. Я осторожно притворил дверь, пока враг не посмотрел в эту
сторону, отступил и сказал тихо:
– А вот теперь рвем когти!
– Как скажешь… но ведь это очень больно?
Я мотнул головой, судорожно вспоминая все правила поведения
в таких ситуациях. Надо быть готовым к тому, что обязательно споткнусь на
ровном месте и брякнусь в комнате или в прихожей, а торкесса упадет не меньше
трех-пяти раз, так подчеркивается женственность и беззащитность. Впрочем, по
этой шкале торкесса упадет раз восемьсот, не меньше. Еще надо помнить, что как
бы стремительно я ни летел к выходу, но ковыляющий монстр все равно как-то
догонит.
