Самолет вроде бы качнулся, его тряхнуло. В салоне раздался
женский плач.
– Эх, – сказал я тоскливо, – почему самолеты не
делают из того же материала, что и черные ящики для них?
Торкесса смотрела на меня широко распахнутыми глазами.
– Дорогой, а ведь в самом деле…
– А теперь вот объявят в аэропорту: «Хотел совершить
посадку самолет, выполнявший рейс 370-й…» Это про нас, значитца. Ладно, сиди,
сам открою.
Я поднялся, пошел к пилотской кабине. Пассажиры провожали
меня заинтересованно-встревоженными взглядами. Я чувствовал, как по спине
пробежала большая холодная ящерица. Лапы мерзкие, так и леденят кожу, а дальше
холод проникает во внутренности. Страшновато, если говорить без выкрутасов. А
если еще проще, поджилки трясутся, хоть я и герой. Герою не всегда везет, ведь
не проломилась же почему-то проклятая стена.
Кабина приближалась неровными толчками. Я вытащил пистолет,
ухватил за дверную ручку и дернул. В кабине трое летчиков, а мой бывший сосед
расположился в крайнем кресле, в руке небольшой баллончик. Резко обернулся,
дуло моего пистолета взглянуло ему прямо в переносицу.
Он сказал быстро:
– Не дури. Стоит мне отпустить палец, этот газ положит
всех.
– Не бреши, – сказал я. – Это нехорошо.
Пилоты съежились, один только осмелился умоляюще покоситься
в мою сторону. Я улыбнулся ему ободряюще, точнее прицелился в террориста.
– А теперь положи этот баллончик на пол!.. Только очень
медленно.
Он пожал плечами:
– Как скажешь.
Медленно наклонился, опустил на пол, выпрямился, в черных
глазах торжество. Красная кнопка, которую раньше вжимал, приподнялась, открывая
отверстие, оттуда тугой струйкой ударил зеленоватый дым.
– Чтоб ты сдох, – пожелал я.
Дым быстро заполнял кабину, я поспешно отступил, держа его
на прицеле, нащупал дверь и выскользнул, тут же заперев ее с этой стороны.
Торкесса уже здесь, спросила жадно:
– Ну как?
– Все правой, – ответил я.
Она кивнула на кабину:
– А террорист?
– Скоро узнаем.
Выждав малость, я приоткрыл, дверь, готовый захлопнуть при
малейшей опасности. Дым уже рассеялся, кондишен все-таки работает, однако все
трое пилотов спят мертвецки, как и террорист, словно набрались по случаю Дня
пилота. Торкесса подпрыгивала за моей спиной, заглядывала через мое плечо.
– Молчи, – шепнул я.
Мы скользнули в кабину, куда же без женщины, я спихнул с
кресла грузное тело первого пилота, быстро взглянул на пульт управления. Сердце
сжалось, конечно же, этот гад, умирая или просто засыпая, успел разбить
бортовой компьютер…
Я надел наушники, сказал громко:
– Алло, аэропорт Хитроу? Вызывает борт самолета номер
триста семьдесят… Или это рейс триста семьдесят, неважно. У нас сгорел
компьютер! Срочно ответьте. Повторяю, срочно.
Мы затаили дыхание, через минуту послышалась скороговорка:
– Борт триста семьдесят, вызывает Хитроу!.. Играйте на
запасном, играйте на запасном!.. Повторяю, играйте на запасном…
Голос истончился, пропал. Я вздохнул горько, закатал рукава
и взялся за штурвал. Торкесса вскрикнула в испуге:
– А ты сможешь?..
– Да ерунда все это, – ответил я бодро, хотя внутри все
похолодело, превратилось в ледяшки, а потом и в целый айсберг. – Как будто есть
на свете люди, что не умеют посадить самолет!.. Или вертолет. Это ничуть не
сложнее, чем какой-нибудь там зачуханный звездолет.
Она смотрела с величайшим почтением:
– Все люди могут?
– Конечно! Сажают ведь. И поднимают тоже. Как целину.
– Целину?
– Ну, энтузиазм масс. Или ярость. Без всякой виагры.
Она прошептала:
– Тогда это у вас в древних генах?.. Не случайно
Древнюю Мудрость ищут на этой планете…
– Конечно, не случайно, – заверил я. – У нас много
диковин есть! Каждый мудак – Бетховен… Словом, как мы живем – государственная
тайна, на что живем – коммерческая.
Очень медленно я начал двигать штурвалом, стараясь понять,
когда откликается и чем именно, ничего сложного, все знакомо, и хотя я не
очень-то люблю авиасимуляторы, но в самые красивые, конечно же, не утерпел, что
значит – полетал над Ираком, сбивал неуловимые стелсы, участвовал в бомбежках
Дрездена, одно время даже был директором собственного аэропорта, так что
приходилось решать задачки и посложнее.
Торкесса смотрела с великим изумлением, в глазах страх
мешается с восторгом, почтением, а когда самолет начал снижаться, а земля
медленно поднималась навстречу, уже темная, ночная, только огни вдоль
посадочной полосы, они со стюардессой обнялись, зажмурились и прижались в
уголочке.
Не скажу, что я посадил самолет ювелирно, но все же лучше
любых местных профи. Когда нас отбуксировали на стоянку, экипаж как раз начал
приходить в себя, торкесса и стюардесса уже связали террориста и положили лицом
вниз.
Спустили трап, мы с торкессой постарались там оказаться
первыми, на фиг нам корреспонденты и признательность королевы, быстренько
прошли терминалы, багажа с собой никакого, пистолет я благоразумно оставил в
заднем кармане джинсов и прикрыл сверху выпущенной майкой, но при выходе из
самолетов осмотр совсем липовый, мы вышли в большой зал, а там у справочного
бюро уже топчется благообразный господин с внешностью дворецкого и плакатом
«Жду мисс Лилею».
– Я мисс Лилея, – сказала торкесса.
– А я ее телохранитель, – представился я. – Гакорд,
единственный наследник герцогства Ургундии.
Адвокат расплылся в улыбке, бросил плакат под ноги
приехавшим из Индии туристам и принялся трясти нам руки:
– Благодарю, благодарю, что приехали так оперативно!
Прошу в мой автомобиль, но, умоляю, поспешим! Я насторожился:
– За вами погоня?
– Хуже, – ответил он в страхе, – припарковал в
неположенном месте.
Когда вышли, мне показалось, что из солнечного аэропорта
попали в чистилище Вергилия: туман, сырость, уныние, все пропитано влагой, небо
прямо над головами, стоит вскинуть руку, как щупаешь теплое пузо проплывающей
тучи. Повезет, успеешь дернуть за вымя.
– Добро пожаловать в Англию, – сказал адвокат. – Я
мистер Джонс, сам я не местный. Естественно, местные сейчас режутся в гольф,
это игра такая дурацкая, а мы, лимитчики, вкалываем. Потом эти местные скулят,
что начинаем ими руководить.
– Знакомо, – сказал я.
– Правда?
– А то, – ответил я. – Не были вы в Москве!
