– Но это же власть, мы обязаны…
– Ни хрена, – повторил я зло, – это они размечтались,
что вот прям щас в позу пьющего оленя! Сперва у себя чернокожих негров
афро-американского происхождения пусть поставят! Ишь, богобоязненный народ
нашли… Дави, дави!
Впереди на перекрестке торопливо перегораживали улицу
полицейскими машинами с теми же проклятыми шестиконечными звездами. Торкесса по
моему воплю вдавила педаль газа до отказа, авто взревел и почти взлетел в
воздух. Широкошляпый народ широкозадо бросился врассыпную. Последовал страшный
скрежещущий удар, нас сильно тряхнуло, мы взлетели в воздух. Я видел бледное от
ужаса лицо торкессы, она сжимала баранку и бешено вертела ее из стороны в
сторону, хотя мы летели по воздуху.
Удар колесами об асфальтовое покрытие, я прикусил язык, в
глазах от боли стало лиловым.
– Что теперь?
Сквозь лиловую тьму в глазах я прохрипел, едва двигая
прикушенным языком:
– Гони… до ближайшего перекрестка… Потом плюй на
правила, сверни и гони проходными дворами.
– А что это?
Лиловость рассеялась, я старался как можно быстрее
сообразить, кто я и в какой роли. Если во вспомогательной, то все равно рано
или поздно прибьют, а если повезло оказаться в главной, то… в главной знаю, как
себя вести, уже тысячи раз и машины гонял по Формуле-1, и мрачные водосточные
сооружения очищал с BFG в мускулистых руках, и русских свиней мочил в джунглях
Вьетнама, в Питере и на всех секретных базах, это совсем легко, так что сейчас
от меня требуется только наглая морда и выпяченная челюсть, да еще надо
постоянно помнить, что я не интеллигентик какой-то сраный, такие не выживают, а
крутой мэн, настоящий мачо, который сперва стреляет, а потом задает квешэны…
Я сказал тем же деревянным, быстро распухающим языком:
– Лезь на мое место. Я сяду за руль.
Она спросила быстро:
– А ты можешь водить машину?
– Могу же водить самолет? – спросил я. Подумав,
добавил: – Как и вертолет, катер, крылатую ракету… Уверен, что и звездолет –
раз плюнуть и растереть задней ногой.
– Какой… задней?
– Да любой, – ответил я лихо. – Одной из.
Она колебалась, машина несется на большой скорости, мы
продолжаем обгонять законопослушных, я начал перелезать на ее место, торкесса
до последнего момента не выпускала руль, хотя я уже взялся одной рукой, а
другой помогал ей перебраться на мое место. Дело трудное, это такой экстрим,
что копулироваться в таком положении проще, чем мягко и не сбавляя скорости
передать руль и педали. Ее тело оказалось упругим и жарким, мое тоже стало
совсем огненным и упругим, хоть и не все, Творец ведь дал крови мужчинам сами
знаете сколько, мы сопели, часто дышали, из обгоняемых нами машин одобрительно
кричали и показывали мне большой палец кверху.
В какое-то время ее длинная красивая нога торчала из
открытого окна, в соседних машинах едва с ума не посходили, пытаясь
рассмотреть, как мы это проделываем, таким образом они создали нам щит, через
который не пробиться никаким преследователям, а когда наконец со вздохами
облегчения, часто дыша, вспотевшие, мы расцепились, я уже сидел за рулем, а
торкесса в изнеможении откинулась на соседнем сиденье.
– Как вы могли… – прошептала она с негодованием, – как
вы могли… Я девственница!
– Все исправимо, – ответил я бодро и бросил машину в
крутой поворот, едва-едва проскочив перед капотом огромного грузовика.
Справа и слева выросли дома, мы ворвались во двор жилого дома,
я направил напрямик, там детская площадка и место для выгула собак, на площадке
ребенок копается в песочке, а на отведенном для собак жалком пятачке весело
гонятся друг за другом две шавки и один веселый боксерчик.
Торкесса вскрикнула, когда я резко крутнул руль.
– Там же ребенок!
– А там собаки, – огрызнулся я. – Тебе кого жальче?
Ребенок поднял голову навстречу мчащемуся на него
автомобилю, встал и улыбнулся нам беззубым ртом. В одной руке синее ведерко с
цветочками, в другой – совочек. Я не сбавил скорости, ибо мы – на стороне
Добра, до сих пор никого из случайных прохожих не задавили, даже не стукнули,
так что и ребенок уцелеет: то ли в последний момент упадет в сторону, то ли нас
занесет на повороте, то ли мы проедем над ним, у нас высокий клиренс…
Машину тряхнуло. В зеркало заднего вида я успел увидеть
красный раздавленный комок в широкой красной луже. Ладно, их шесть миллиардов,
одним больше, другим меньше, сейчас счет идет на миллионы человеческих жизней,
сейчас все – солдаты, и не фига обращать внимание на всяких там по дороге,
мелкие накладки бывают даже в самых благородных делах. Как, к примеру, досадная
неприятность стряслась с построением коммунизма в отдельно взятой стране, или
вот Ирак раздрызднули, не глядя на слезинки ни в чем не повинных ребенков…
Понятно, что теперь построим сразу везде и сразу как только.
– Что ты делаешь? – спросила она с ужасом.
– Твои взгляды устарели, – ответил я сухо.
– Насчет чего?
– Насчет слезинки невинного ребенка. Держись крепче,
ду… торкесса!
На выезде с площадки с разгону сбили карусель, расписной
домик и детские качели. Мужики, что сидели там с кружками пива, разбежались с
несвойственной трем медведям прытью. Машину тряхнуло, снизу заскрежетало.
Глава 3
Я круто вывернул руль, между домами проскочили на двух
колесах. На тротуаре сшибли столик летнего кафе, чиркнули крышей по проводам
высокого напряжения, проскочили через павильончик летнего кафе, сшибая столики
и легкие стулья. Праздничный народ врассыпную, на ветровое стекло плеснули тонконогие
фужеры с разноцветными коктейлями и, что намного хуже, полетели жирные
пирожные.
– Святой космос! – прокричала она в страхе. – Стекло
залепило!
– Это новый вид услуг, – успокоил я.
– Какой?
– Пицца в автомобиль! Со всей дури в лобовое стекло.
Она оглянулась.
– Так мы ж не заплатили?
– Ничего, – пообещал я зловеще, – я должок ему верну
кому-нибудь другому. За мной не заржавеет!
– Остановись, – закричала она отчаянно, – ничего не
видно, мы сейчас ударимся в стену!
– Дура, все очистится.
– Как?
– Еще ни одной водоразборной колонки не сбили, –
напомнил я. – В этом районе.
Хрясь, машину тряхнуло, сильная струя воды ударила в машину,
смыла с ветрового стекла остатки пирожных, омыло лучше, чем в любой платной
мойке, мы понеслись вдоль стены, сгоняя кричащих прохожих на проезжую часть
улицы.
– А сейчас куда гонишь?
– На холмы! – крикнул я. – На любую дорогу, где можно
бы подпрыгивать с машиной…
