– Глупость, – возразил я. – В России только две беды –
дураки и дороги. В Америке одна. А дороги у них хорошие.
– А у вас?
– У нас тоже становятся все лучше и лучше, – отрезал я.
– Танки уже не застревают!
Скала постепенно понижалась, пока не сменилась ровным
английским лугом с зеленой, почти синтетической травкой. Я крутнул руль, машина
удивилась, но послушно съехала с асфальта и покатила по траве.
Торкесса спросила встревожено:
– Дорогой, что-то случилось?
– Срежем угол, – объяснил я с оптимизмом. – Мы же люди,
а не роботы. Или какие-нибудь там отсталые с Бетельгейзе!
– Сколько раз тебе говорить, что я не с Бетельгейзе?
– А я разве тебя имел в виду? Я про отсталых.
Она помолчала, дулась, буркнула нехотя:
– Но здесь нет дороги!
– Есть, – сказал я и объяснил для доступности: – Я уже
говорил, дорогой русский человек называет то место, где собирается проехать.
Так что под нами самая что ни есть дорога.
Она ахнула, впереди показался цветник. Я пустил напрямик,
машина сильно накренилась, но я удержал. Впереди быстро приближается широкая
асфальтовая лента, грязь и ошметки цветов летят нам на крышу. Машина на большой
скорости съехала на дорогу, я успел повернуть руль, чтобы не врезалась в
ограждение, и мы понеслись, как добропорядочные жители Запада, разве что в
забрызганной соком раздавленных цветов машине.
– Вот видишь, – сказал я бодро, – полчаса сэкономили!
Она сверилась с картой, воскликнула:
– Больше! Почти час!
Я победно улыбнулся. Некоторое время мы неслись, слыша
только свист встречного ветра, потом я ругнулся, бешено крутанул руль, машину
занесло на большой скорости, но я успел свернуть на боковую дорожку. Торкесса
вскрикнула шокировано:
– У тебя что, руки трясутся?.. Нам же прямо!
– Ага, – ответил я нервно, – погляди, что там впереди!
Она посмотрела, безукоризненно ровное, как стрела, и широкое
шоссе уходит вдаль, исчезает за горизонтом. Ни ямы, ни выбоины, это осталось на
пермских дорогах советской эпохи, а здесь все под линейку.
– И что?
Я молча указал на едва заметное отсюда высокое здание. Оно
красиво и гордо высится на холме, слегка окруженное лесом. Красивое, гордое и
несколько таинственное, но не отпугивающе-таинственное, а как бы зазывающее. Ну
как росянка зазывает мух и комариков сладким запахом.
– Видишь?
– Ну и что?
– Есть закон, – ответил я, – проверенный на горьком
опыте бесчисленных… словом, жертв. Следует избегать одиноких зданий, стоящих
вот так у дороги. Особенно заброшенных или выглядящих заброшенными. Тем более в
штате Мэн или Виргиния.
– А разве есть такие штаты?
– Но замки есть, – ответил я. – Старинные рыцарские
замки, хотя не понимаю, откуда они в Америке. Ах да, мы же в Англии… Но все
равно, раз Англия – это пудель, привязанный к юсовскому бронетранспортеру, то и
в Англии та же зараза.
Дорога вроде бы все та же, ровная, однако теперь
немилосердно подбрасывает, хотя я вдвое снизил скорость. Пришлось сбавить еще,
иначе потеряю управление, а это лязг, хруст, звон битого стекла, очнуться же
придется все-таки в этом заброшенном замке. Неважно, с какой скоростью врежусь
в бетонную стену, хоть на велосипеде, хоть на реактивном самолете, все равно
очнемся в замке штата Мэн. Или Виргинии.
– Но почему?
– Ну потому, – сказал я. – Не знаю, закон такой. Закон
природы. Наверное.
Она с сожалением посмотрела в боковое окно, где исчезало
прекрасное скоростное шоссе.
– Мы же могли не останавливаться… Бензин у нас есть, ,
ехали бы мимо, только и всего.
– Ну да, – ответил я нервно. – А если колесо спустит?
– У тебя домкрат в багажнике, – уличила она. – Или
пользоваться не умеешь, прынц?
– Не колесо, так карбюратор засорится, – огрызнулся я.
– Или тебе вдруг захочется пописать не в кустах, а обязательно в доме! А то
позвонить вдруг позарез, будто мобильник не… конечно же, в нем батарейки сядут.
Или еще какая хрень, но тебе обязательно восхочется…
Она обиделась:
– Почему именно мне? А ты?
– Мне – нет, – отрезал я. – Мне хватило этих замков,
подземелий, склепов… До сих пор мурашки бегают. По мне, не по замку. Правда, по
замку тоже бегали. Не самые крупные, правда, а так, когда с кошку, когда со
слона… Сколько я этих замков очистил, не счесть!.. Особенно мерзкие подземелья,
жуть… Набегаешься, пока полную зачистку проведешь, а потом ходишь ищешь рычаг,
который бы открыл двери…
Она слушала сперва с удивлением, потом с интересом, наконец
с благоговейным ужасом. Я рассказывал скупо, главное внимание на том, чтобы
удержать руль, подбрасывает немилосердно. Это хуже пермских дорог, это прямо
кунгурские какие-то, потому лишь упомянул, что в подземельях водятся не только
скелеты, как принято считать, но и всякая нечисть, начиная от обычных зомби,
каких хоть пруд пруди везде и всюду, и кончая железными тварями, что едва
помещаются в проходе. Ну, а всякие там летучие мыши с отравленными зубами,
призраки, тролли, гоблины и баньши с ограми – это рутина, это знакомо… Только и
оживляешься, когда что-то новое увидишь, вроде золотого человекоскорпиона,
стреляющиго ядовитыми иглами из кончика хвоста, или красного дяди с бензопилой.
Нет, с бензопилой – это прошлый век, сейчас чаще с самурайскими мечами.
– И с каким оружием ты проходил эти ужасные катакомбы?
Я грустно усмехнулся:
– Предпочел бы с BFG, да еще в режиме IKFA, я ж не
корчу из себя героя. Но чаще, увы, ножиком… что делать, патроны кончаются
быстро! У меня ж обычный пистолет, не ваш марсианский на сотню патронов!
Она сказала виновато:
– Не обижайся. Теперь я понимаю, почему они все так
хотят тебя заполучить. У нас в подобное подземелье посылают отряд элитных
бойцов. А потом еще и еще.
Глава 8
Я скупо усмехнулся. И скромно умолчал, что у нас все точно
так же, я, когда иду по этим подземельям, всегда встречаю их скелеты, черепа. В
лучшем случае застаю одного умирающего, что успевает предупредить о монстрах
впереди, как будто я ожидаю отряд пионеров с букетами цветов.
– Откуда у вас гоблины? – спросила она недоверчиво. –
Насколько я знаю, они нехарактерны для этой эпохи…
– Неудачные эксперименты, – отмахнулся я. – Когда по
дури, когда по небрежности, еще чаще – нарочно. Это ж такое удовольствие –
плюнуть в суп соседа! Только одни стекла в телефонных будках бьют да подъезды
матерными словами расписывают, а другие генетикой балуются, атомные бомбы
придумывают.
