– Вы в горы? – прокричала монашка. – Вы в горы, да?
– Не совсем, – ответил я осторожно, – а что, есть
желание присоединиться?
Торкесса фыркнула, взгляд стал негодующим.
– Нет, – ответила монашка, – но вы идете в очень плохое
место. К тому же сегодня пятница, тринадцатое число, полнолуние, а в тех местах
видели Призрачных Псов, Темных Монахов и Странствующего Волхва. Сегодня же они
все там соберутся…
– Мы туда не пойдем, – заверил я.
Она протянула ко мне руку, на ладони дешевенькая штамповка
из меди: образок не то Божьей Матери, не то всадника на коне, хрен разберешь,
это же стилизация под старину, чтоб, значит, мыслям просторно.
– Возьмите, – сказала она и добавила: – Сэр.
– Ни за что, – ответил я. – Атеист я, понимаешь?
– Все равно возьмите, – сказала она настойчиво. – Божья
Матерь помогает даже атеистам. Даже демократам может помочь… наверное.
– На бога надейся, – ответил я, – а сам… руками, того,
греби к берегу.
– С этим грести легче, – настойчиво сказала она. –
Возьмите, ну возьмите! Пожалуйста, возьмите!
В ее глазах была такая горячая мольба, что я нехотя взял из
ладони медальон, хотел было тут же зашвырнуть в кусты, но встретился с ее
умоляющим взглядом, вздохнул и сунул в карман.
– Это надо на шею, – сказала она беспомощно.
– Потом, – пообещал я. – Когда буду в лесу, чтобы коров
не смешить.
Мы бродили до полудня, оба наслаждались покоем, уверенные,
что вот здесь-то нас и потеряли, все группы захвата сейчас носятся вокруг
особняка, ждут, перезваниваются, обмениваются сведениями, шлют запросы на
летающие блюдца, но оттуда по условиям не могут пользоваться более совершенной
аппаратурой, чем местные туземцы, так что здесь вам, ребята, ждите ответа,
ждите ответа…
Однажды услышали стрельбу, в лощине идет суперсхватка, люди
в пятнистой униформе пачками уничтожают визжащих трусливых людей со злобными
перекошенными лицами, в шапках-ушанках и с трехлинейками в руках с примкнутыми
трехгранными штыками.
– Что там? – спросила торкесса испуганно.
Я отмахнулся:
– Не обращай внимания. Снова американские суперэлитные
части мочат русских и талибских террористов.
Она спросила удивленно:
– Но… почему?
– Был у нас во дворе один… – ответил я. – Когда
соберемся, бывало, мы все о книгах, о работе, о политике, футболе, о
компьютерах, а он только о бабах, только о бабах, и всегда, сколько он вчера
трахал, сколько сегодня поимел и сколько завтра поставит… Как потом выяснилось,
он был этот… ну… девственник. Девчонок боялся до ужаса, а в таких вот рассказах
старался утвердиться в наших глазах. И представь себе, многие верили!
Мы прошли дальше, выстрелы отдалились и затихли. С востока
медленно темнеет, там собрались сперва облака, беленькие, как местные леди,
затем превратились в тучу, черную и неопрятную, словно в чистенький английский
квартал начали переселяться целыми семьями негры. А вскоре эта туча уже не
ползла по синему небу, а двигалась в нашу сторону со скоростью товарного
эшелона, груженного углем. В недрах этого массива сверкает, рычит, грохочет, на
землю пала тяжелая, пригибающая траву, гнетущая тень. Умолкли кузнечики и полевые
мыши, только беспечные, как блондинки, бабочки бестолково порхают, сами не
понимая, куда летят, пока порыв ветра не подхватил их и не унес вместе с пылью.
Торкесса весело закричала, далеко впереди встала серая стена
между землей и небом. Стена быстро приближается в нашу сторону, я огляделся по
сторонам, торкесса ухватила за руку и потащила в сторону развалин храма.
– Только не туда! – крикнул я.
– Мы не войдем вовнутрь, – заверила она. – Только под
навес!
Ливень несся за нами, как разъяренное стадо бизонов. Земля
гудела и стонала под тяжестью водяных копыт. Мы с разбегу влетели под навес, а
водяная стена с размаху ударилась о гранит храма, разбилась о крышу. Брызги
влетели за нами, споткнувшись о высокие ступени, что неудивительно, я сам
споткнулся и едва не проехал всей площадью морды по отполированному сандалиями
паломников полу.
Торкесса оглянулась, восторженная и веселая, глаза как
блюдца, заверещала:
– Дождь, дождь!
– Ты что, – спросил я сердито, – никогда дождя не
видела?
– Никогда, – ответила она тихо. – У нас дождей не
бывает… Мы в глубине песков собираем воду по каплям.
– Слыхал, – ответил я. – Еще у вас водятся червяки, да?
Противные такие… Если их на удочку, то можно Морского Змея ловить.
Дождь начал было шелестеть, словно сто миллионов раков
ползают у входа и трутся панцирями, пытаясь сбросить старые и обрести новые, но
мы упустили момент промчаться до деревни, и ливень ударил снова со всей дурью
настоящего ливня, что длится минутами… но этот дурак идет уже второй час, небо
из угольно-черного стало свинцово-серым, это обещает долгий дождь. Я злился,
торкесса сперва ликовала, но, как у всякой блондинки, у нее все наступает и
проходит быстро и бурно, эта сперва восторженно таращила глаза, сейчас объелась
и оглядывается по сторонам в поисках приключений на свои вторые девяносто.
Темный ход манил из развалин храма вглубь, там далеко вроде
бы даже огоньки, отблески чуть ли не адового огня, я предупредил строго:
– Не вздумай!
Она оскорбленно пожала плечами:
– Я что, я ничего… Вовсе не собираюсь трогать руками.
– И языком тоже, – сказал я.
– На что ты намекаешь? – спросила она с подозрением.
– На твой длинный язык, – пояснил я вежливо.
– Грубый ты… Сказано, варвар!
– Зато, – ответил я, – Его Величество!
По ту сторону дождя промелькнуло крупное, будто прошел слон,
я на миг даже увидел блестящий бок, тут же все исчезло. Я всматривался
напряженно, а когда устал бдить и быть готовым, повернулся к торкессе, пусть и
она повысматривает большое и чистое, сердце мое оборвалось.
Глава 9
На том месте, где стояла эта красивая дурочка, сейчас пусто.
В темной щели будто что-то мелькнуло, тоже блестящее, но вряд ли такое же
большое и чистое, я заорал и бросился следом. Проход показался бесконечным, я
бежал по этому туннелю, задевая стены, глаза хватали надписи на
древнеарамейском, халдейском и филистимлянском, а пока мозг бесстрастно
расшифровывал, я отчаянно высматривал торкессу.
Впереди проход расширился, я наддал и с разбега вылетел в
огромную пещеру, освещенную скудно, но целиком.
Мне показалось, что оказался на середине арены Колизея, так
же жутко. Торкесса уже на противоположном конце подходит к какому-то алтарю…
