Еще через две минуты, после краткого обмена сообщениями по радиотелефону, все три милицейские машины с разных концов въехали на улицу Академиков, уже не таясь, со включенными фарами, ибо теперь были законные основания вломиться в дом Щетенко и учинить обыск. Но у самой цели стражи порядка и успевший вернуться на своем автомобиле Самойлов стали свидетелями зрелища, которое на время приостановило оперативные действия.
В резком свете фар по улице передвигался человек в мундире, с погонами подполковника, с орденами и брякающими медалями. О нем трудно было сказать, что он шел, равно как и что бежал, — он быстро передвигался на двух ногах, иногда покачиваясь и теряя равновесие, но тотчас его восстанавливая. Его пластика напоминала движения человека, идущего на ходулях. За ним бежали два старичка с ружьями, более робкий держался поодаль, а более решительный забегал сбоку вперед, растерянно приговаривая:
— Сергей Сергеич, ты что? Если ты живой, то скажи! А так не положено. Сергей Сергеич, ты это кончай, так не делают. Если живой, так и скажи! Сергей Сергеич! Так не положено!
Внезапно Сергей Сергеич резко изменил направление движения в сторону дома Щетенко, сбив с ног не ожидавшего этого старичка, который, однако, тут же поднялся и побежал следом. Он снова начал уговаривать покойника образумиться, но тот продолжал движение, повинуясь только импульсам электромагнитного поля.
Направляясь по прямой линии к передающей антенне, он уперся в сплошной дощатый забор, налетел на него, отступил на шаг и снова подался вперед. Доски затрещали, показывая, что труп может обладать недюжинной силой. Он раз за разом толкал забор своим телом, и этот метод, непродуктивный для живого человека, оказался удачным для мертвеца. Две доски, одна за другой, были им выломаны довольно быстро, и третья уже трещала.
— Останови его, Гарри! — донесся от дома сдавленный крик Щетенко, который, надо думать, совсем потерял разум, ибо самое простое для него было — выключить свой дьявольский генератор.
Гарри, видимо не понимавший, с кем, точнее, с чем имеет дело, попытался остановить пришельца рукопашными приемами — и без малейшего результата, тот устойчиво стоял на ногах. После этого у Гарри сдали нервы, он сначала выстрелил в воздух, затем в увешенную орденами грудь покойника, но тому и это было нипочем, и Гарри разрядил в него всю обойму. Одна из пуль, рикошетом, что ли, задела вертевшегося позади старичка с ружьем, который упал, но не потерял боевого духа и бабахнул из обоих стволов сразу, к счастью, ни в кого не попав.
Стрельба вывела милицию из оцепенения. Они вылетели из машин, как конфетти из хлопушек, и, стараясь скомпенсировать первоначальное промедление, действовали расторопно и разумно. На Гарри, для его же пользы, надели наручники, ибо он явно был не в себе. Несколько человек сразу же ворвались в дом, чтобы не дать Щетенко что-нибудь испортить в его уникальной радиоаппаратуре, к которой тотчас пристроился приехавший с капитаном любознательный инженер-электронщик. На покойника не стали обращать внимания. Он уперся в кирпичную стену дома и ритмично тыкался в нее до тех пор, пока не выключили генератор и он не осел на землю, как упавший с вешалки плащ. Раненого старичка увезла «скорая помощь», которую Хлынов вызвал по радиотелефону, как только началась стрельба.
Помимо работавшей станции, в доме нашлась и другая интересная аппаратура, а в ящике кухонного стола обнаружился «браунинг» калибра пять и шесть.
— Я же говорил, он дурак, — желчно процедил сквозь зубы Багров. Он хотя и обтерся в Брюсселе, так и не сумел преодолеть личной ненависти к преступнику, причем не к преступнику вообще, а конкретно к тому, чье дело он вел. И еще он не мог отказаться от привычки командовать, но время от времени заявлял, что он здесь лицо стороннее, — когда вспоминал наставления своего шефа Ленски, который постоянно повторял, как заклинание:
— Интерпол не полиция, Интерпол ни во что не вмешивается, Интерпол консультирует и координирует.
Щетенко был совершенно деморализован, он едва нашел в себе силы вяло спросить, есть ли у милиции ордер на обыск.
— У вас в доме работала незаконная радиостанция, в таких случаях ордер не требуется, — ласковым голосом объяснил ему Хлынов. — Но ордер уже подписан, он потребуется для обыска в вашей городской квартире и в офисе. И ордер на ваш арест тоже подписан, он будет здесь через полчаса.
— Я могу поговорить с моим адвокатом? — пролепетал внезапно охрипшим голосом Щетенко.
— Мы не можем ждать, пока он приедет.
— Он здесь, это Александр Петрович Самойлов.
Через два часа, когда все было кончено и всю найденную аппаратуру грузили в милицейский микробус, Хлынов удивленно спросил у адвоката:
— Вы действительно намерены его защищать?
— И его, и Гарри, я им заранее обещал, — любезно улыбнулся Александр Петрович. — С соседями надо ладить, а он мой сосед.
— Бывший, — педантично заметил Багров.
— Как знать. И главное, важен принцип.
— Вы, Александр Петрович, могли бы режиссером в театре работать, — пропел своим бельканто Хлынов, — очень ловко у вас все получилось.
— Это мне уже говорили однажды, — на лице адвоката расцвела радушнейшая улыбка, — да и вы, я думаю, могли бы выступать в опере.
