Только однажды, когда он и Лили вторглись в устроенную в большом сарае мастерскую Азиза и похитили из ящика пластид, чтобы подорвать домик Барби, обоим — и Террористу, и Лили — устроили выволочку.
Постепенно команда превратилась в семью, главной задачей которой были защита и воспитание маленькой девочки.
Лили, конечно же, нравилось всеобщее внимание. Когда, прослышав про балет, она устроила сольное танцевальное выступление, ее горячо приветствовала аудитория, состоявшая из семи солдат и двоих людей, годившихся на роли бабушки и дедушки.
И все же каждый день, когда она появлялась на кухне к завтраку, все, кто был там в этот момент, поворачивали голову, чтобы увидеть — обратит ли она внимание на прицепленный к холодильнику листок бумаги.
Однажды, когда Лили исполнилось семь лет, в доме произошло тревожное событие.
Команда сидела за завтраком, когда радио проскрежетало «Внимание! Говорит охранник номер один, вижу человека, идущего к главным воротам».
Все повскакивали с мест, не на шутку встревожившись: неужели об их миссии прослышали другие государства?
Незваный гость оказался высоким и худым мужчиной. Он вошел в ворота и спокойно зашагал по пыльной дороге.
На него из укрытия нацелились три ружья. Человек позвонил в дверь.
Открыл Волшебник.
- Чем могу помочь, молодой человек?
- Вот и вы, профессор Эппер, — сказал незнакомец.
У него было смуглое худощавое лицо энергичного человека, яркие живые глаза.
Волшебник побледнел и внимательно на него посмотрел.
Серые глаза незнакомца были спокойны. Он понимал, что напугал Волшебника.
- Профессор Макс Эппер, — сказал он. — Профессор археологии в Тринити-колледже из Дублина, представитель Канады на секретной службе восьми государств, охраняющих дочь оракула Сивы с целью обретения исчезнувшего Солнечного камня с навершия Великой пирамиды. Я — лейтенант Бенджамин Коэн, кличка — Лучник. Раньше служил в Сайарет Маткаль, сейчас — в израильском «Моссаде». Меня отправило правительство, чтобы я вступил в вашу команду.
Из-за спины Волшебника вышел Уэст.
— Привет, Джек, — фамильярно сказал Лучник. — Не видел тебя со времен «Бури в пустыне». Слышал о том, что ты устроил на базе СКАДов возле Басры. Очень мило. Израиль оценил твои усилия, хотя мы до сих пор не знаем, как ты выбрался. Мои боссы сказали, что в этом деле замешан ты, потому меня и послали. Думали, что ты меня примешь, потому что я тебе не чужой.
— Они были правы, Бен, — сказал Уэст. — Это — единственная причина, почему ты до сих пор жив.
— Не стреляй в гонца.
— А почему бы и нет, — сказал Уэст, и на долю секунды самоуверенность Лучника увяла.
— Я, Бен, не люблю, когда на меня давят, а ты пытаешься связать нас по рукам и ногам.
— Это серьезное дело, Джек, — серьезно сказал Лучник. — Государственное дело. Судьба мира и все такое. Конфронтация Европы и США продолжается уже давно. Скажу честно: Израиль любит вмешиваться. Мне дан приказ — перейти под твое прямое командование.
Уэст на минуту задумался. Затем сказал:
— Никаких контактов с домом. Никакой связи с «Моссадом» до окончания миссии.
— Я должен время от времени докладывать...
— Никакой связи с «Моссадом» до окончания миссии, или я прямо сейчас вышибу из тебя мозги.
Лучник поднял руки и улыбнулся.
— С этим аргументом не поспоришь. Твоя взяла.
Команда была ошарашена, но они знали, что выбора у них нет.
Либо они позволят Лучнику войти в их команду, либо Израиль сообщит американцам об их миссии. Как Израиль обнаружил их, они не знали, но ведь «Моссад» — служба разведки, известная во всем мире не только своей жесткостью, но и эффективностью. Она знает все. Ясно было: Израиль не хочет, чтобы Солнечный камень попал в руки Америки или Европы, а, стало быть, Израиль заинтересован в успехе миссии. Это было хорошо.
Большой, однако, вопрос: что Израиль собирается делать по окончании миссии? Можно ли будет тогда верить Лучнику и Израилю?
Сначала с Лучником никто не общался. Впрочем, хладнокровный израильтянин, похоже, не был за это в обиде.
Но человек — не остров. Лучник сделал на ферме кое-какой ремонт... и постепенно вошел в команду. Медленно, в течение нескольких месяцев, работая на износ, тренируясь вместе с другими, он стал своим. Лишь один член маленького сообщества смотрел на Лучника с большим подозрением.
Саладин.
Будучи арабом и мусульманином, он не доверял израильтянину, однако знал, что присутствие Лучника в Кении стало данностью.
Он часто говорил, что хотя и смирился с присутствием Лучника, но не одобрял его.
Пока все это происходило, развитие Лили шло быстрыми темпами. Она отличалась не только любознательностью и любопытством, но и наблюдательностью. Умела подмечать характерные черточки.
Саладина, который работал в большом сарае-мастерской с взрывными устройствами, Лили назвала Винни Пухом, потому что он был таким милым и славным.
Она видела, как новый человек, Лучник, идет на огороженный с запада участок и стреляет из снайперской винтики «Баррет» в еле видные мишени, причем каждый раз в них попадает. Затем он откладывал винтовку, гибким движением распрямлялся и оказывался таким высоким, что она назвала его Каланча. (Заметила она и то, что Винни Пух и Каланча почти не говорят друг с другом. Она не знала почему.)
Смотрела, как Колдун подтягивается на турнике. С раннего детства она обожала теребить его дикие дреды. Он стал Курчавым.
Два молодых солдата — Матадор и Террорист — вместе бегали трусцой, вместе тренировались и вместе пропускали по стаканчику. Они тоже получили новые прозвища — Простак и Большеухий.
И конечно, девочка смотрела на Зоу. Зоу стала для нее идолом. Ей было двадцать с чем-то лет, и неудивительно, что для Лили она стала идеалом.
Зоу Киссэйн была хорошим идеалом. Она могла превзойти мужчин в спорте, победить в дискуссиях за обеденным столом. До глубокой ночи засиживалась за чтением исторических книг.
Часто можно было увидеть такую картину: Зоу, а рядом в кресле, с открытой книгой на коленях — спящая Лили.
Естественно, что Лили назвала ее Принцессой Зоу.
В команде был человек, за которым Лили наблюдала чаще всего — Джек Уэст.
Она никогда не забудет тот день, когда Волшебник презентовал Уэсту блестящую новую серебряную руку. Это было в 2000 году.
С помощью Зоу Волшебник целый день прилаживал руку, изготовленную по последнему слову медицинской техники, к левому локтю Уэста. То и дело останавливался, хмурился и говорил что-то вроде «Центральному процессору руки что-то мешает. Азиз, будь добр, выключи телевизор». Потом он сменил в центральном процессоре какие-то частоты, и все пошло как надо.
