— Здорово, — сказал я ошеломленно, что ему явно
польстило, — но… как? Как ты сумел?
— Все миры взаимосвязаны, — сказал он, а я
подумал, что слышал это тысячи раз, осточертело, прямо попугаи какие-то, —
но только тропки потеряны, забыты, затоптаны. А то и перегорожены несокрушимыми
заборами. Но в старину одну отыскали… Сюда перенесли камень Силы, а отсюда,
воспользовавшись возможностью, переселилось племя регорнов.
— Есть такие, — ответил я, — они там… неплохо
устроились. Совсем неплохо. Не жалуются.
— И вот когда я отыскал этот камень Силы, а потом еще и
тропку в тот новый мир… что я должен был делать?
— Козе понятно, — ответил я. — Конечно же,
готовить вторжение.
Он сказал с удивлением:
— Хоть с виду ты и полный дурак, даже дурак дураком, но
соображаешь…
— Наверное, потому, — ответил я, — что
решение дурацкое.
Его брови грозно сдвинулись:
— Сомневаешься?
— Ладно, — сказал я, — ты сумел как-то
наслать тот пространственный смерч, но что ты смог бы против человека с
абсолютным оружием в недрогнувшей руке?
Он покачал головой:
— А что ты смог бы против бессмертного? Ведь я сумел
отделить свою жизнь от тела и спрятать ее в надежном месте. Согласись, в
надежном!
Я сказал вынужденно, отдавая дань справедливости даже
противнику:
— Слушок насчет Острова Смерти был хорош, хорош. Даже
если смельчаки не гибли по дороге, то выживших брали на заметку, верно?
— Точно, — ответил он. — Тебя вели всю
дорогу. Конечно, по пути старались убить, но тебе просто везло. А здесь для
тебя приготовили встречу, даже экскурсоводов приготовили, везде указатели
расставили, стрелки намалевали… Все мы ждали, затаив дыхание, и ты нас не
подвел! Явился точно в определенный час, только насчет трубы у нас заключались
пари, но ты вылез из той, на которую ставило большинство, так что выигрыш у
ребят оказался невелик.
Глава 10
Через дверной проем шагнул, пригибая голову, чтобы не расшибить
лоб, огромный детина. Обнаженный до пояса, как и я, только еще шире, толще,
огромнее и даже выше на полголовы, отчего я, несмотря на избитость,
переломанные кости, тяжелые цепи по ногам и рукам и колоду на шее, ощутил себя
уязвленным, ну не любим мы, мужчины, тех, кто выше нас ростом, не любим.
В толстой волосатой лапе зажат эфес широкого палаша,
настолько широкого, что это уже не палаш, а нож гильотины. Я зябко поежился,
сказал быстро, видя, как этот гигант двигается к нам:
— А в какую темницу меня поместят?
Он ехидно улыбнулся:
— Надеешься на соседа? Мой благородный брат, чей трон я
узурпировал, пал от моего меча сразу же, понял, дурачок? Я его попросту убил, а
не бросил под надежную стражу в самую дальнюю камеру моей подземной тюрьмы.
Я запнулся, спросил довольно глупо:
— А его… сторонники?
Он кивнул:
— Хороший вопрос. Но для его сторонников плаха была
достаточной, не так ли? Зачем людей мучить в подземельях?
Осман подошел и встал рядом с Темным Властелином, я его
все-таки предпочитаю называть де Жюрминелем. Я не отрывал взгляда от
широчайшего лезвия, для которого явно не существует ножен, такой палаш
предназначен быть носимым в обнаженном виде. Де Жюрминель перехватил мой
взгляд, ехидно усмехнулся.
— Но я все-таки уверен, — пробормотал я
тупо, — что темница… гм… обязательна…
Он перебил:
— Что заставляет тебя думать такую глупость, что я
брошу тебя в темницу?
Я удивился:
— А как же? Как иначе торжествовать, бахвалиться
победой, чувствовать себя победителем? Убил — и все, нет длящегося ощущения
победы, когда знаешь, что лютый враг наконец-то повержен, наконец-то в цепях, в
любой момент можно прийти и плюнуть на него, вытереть ноги?.. Да только
осознание, что в подвалах в цепях враг, придает вкус еде и вину, поднимает
тонус и улучшает цвет лица! Кроме того, продляет жизнь, дает долголетие,
улучшает сон, способствует лучшему усвоению пищи и процессу выделения, захвату
свободных радикалов и поднимает общий иммунитет, который с годами, увы,
слабеет!
Слушал он с интересом, призадумался на миг, тут же помотал
головой:
— Все верно, но я как-то буду спать еще спокойнее,
зная, что тебе отрубили голову. На моих глазах! А труп сожгли. А мелкие
радости, что не буду видеть тебя в цепях… ладно, хрен с ними, безопасность
выше.
Я потряс цепями:
— Да какая от меня может быть опасность?
Он пожал плечами:
— Сейчас нет. А вдруг появится? Не скрою, мне приятно
смотреть на тебя в цепях. И приятно видеть, что ты видишь меня победителем. Да,
это сладкое ощущение, его будет недоставать… Но, что делать, я не дурак, ты уже
заметил? Эй, Осман!
Я сказал торопливо:
— Да разве можно приносить удовольствие в жертву
целесообразности?
— Нужно, — ответил он.
Осман широко улыбнулся, рот стал как у гигантской жабы,
глаза превратились в узенькие щелочки. Широкое лезвие ярко заблистало в свете
факелов, а зубы Османа тоже блеснули в нехорошей усмешке. Он начал поднимать
палаш, я вскрикнул торопливо:
— Ты сказал, будешь спать спокойно, если я буду казнен?
— Да, — ответил де Жюрминель.
— Но ты еще не отправляешься спать?
Он кивнул, глаза стали внимательными.
— Нет, а что?
— Ну тогда можешь насладиться торжеством хотя бы до
конца дня, — предложил я с отчаянием. — Пока бодрствуешь, уж точно
ничего не случится!
Он ухмыльнулся:
— Вообще-то, и, когда я сплю, ничего не случается,
народ мне предан, но я не люблю рисковать.
— А когда-то любил! — сказал я с вызовом.
Он неожиданно кивнул:
— Откуда знаешь? Ах, догадываешься… Конечно, без риска
не захватить эти владения, но вот удерживаю их я уже без риска. Но ты прав,
тебя казнят ближе к вечеру. Я не хочу засыпать, зная, что мог бы избавиться от
врага и не избавился. Напротив… сон мой будет несколько… беспокойным.
— Трус, — сказал я с чувством.
— Трусость, — ответил он спокойно, —
свойственна высоким организациям. Только примитивы не понимают, что теряют,
когда расстаются с жизнью. Я, к примеру, в своем королевстве наладил образцовый
порядок. А всех повивальных бабок выслал из страны. Я построил хорошие
больницы, теперь все дети рождаются только там. Сам понимаешь, от чего я
обезопасился!
— Еще бы, — сказал я горько. — Если сирот
помещать в приюты, тебя будут называть благодетелем. И никакие звери не
подберут в лесу и не вырастят ребенка, что станет твоим убийцей.
